Тайны Зимнего дворца
Шрифт:
Неужели его арестовали? мелькнуло въ голов Савельева. Вроятно это случилось передъ утромъ. Онъ вдь сопровождалъ своего друга къ молодому князю Одоевскому, чтобы передать завщаніе Курдюбекова, проводилъ его до угла Сергіевской и слдилъ за нимъ, пока тотъ не вошелъ въ свой домъ.
Я пойду за нимъ! сказалъ онъ громко.
Да, идите за нимъ, скажите ему, что жена ждетъ его съ мучительнымъ нетерпніемъ! Будьте великодушны! Сжальтесь надъ бдной женщиной!! сказала она съ отчаяніемъ пожимая его руку.
Солдатъ сказалъ ей нсколько утшительныхъ словъ и удалился.
III
Невскія волны, омывающія Петропавловскую крпость, точно напвали узникамъ грозную пснью объ изгнаніи и смерти.
Петропавловская крпость не назначена для охраны столицы отъ непріятеля; въ ней не помщается храбрый гарнизонъ; тамъ не раздаются веселыя псни солдатъ, — тамъ слышны только стоны и зловщее бряцаніе цпей. Изъ этой ужасной тюрьмы только дв дороги, одна въ Сибирь, другая на позорную смерть.
Вдоль узкихъ коридоровъ тянется длинный рядъ келій; многія изъ нихъ ниже уровня Невы.
Эти келіи запираются тяжелой желзной дверью съ маленькимъ окошечкомъ, черезъ которое часовой наблюдаетъ за узникомъ и передаетъ ему хлбъ и отвратительные щи. Эти двери отпираются только, когда заключенный долженъ предстать передъ судилищемъ или когда ему суждено покинуть свой казематъ для эшафота, на который его везутъ въ повозк, похожей на клтку или для отправки въ Сибирь.
Заключеннымъ строжайше запрещено подходить къ окошечку, когда слышатся шаги въ коридор, дабы онъ не могъ увидть другого узника и обмнится съ нимъ какими нибудь знаками.
Достоевскій, въ цпяхъ, между двухъ солдатъ, слдовалъ за тюремщикомъ, вооруженнымъ большимъ ключемъ.
Вотъ номеръ 8, сказалъ тюремщикъ: Арестантъ номеръ 8 войдите! прибавилъ онъ.
Какъ только арестантъ переступаетъ порогъ Петропавловской крпости, или границу Сибири, онъ теряетъ свое имя и обращается въ номеръ.
Lasciate ogni speranza! пробормоталъ Достоевскій, когда за нимъ затворилась тяжелая дверь и заскрипли задвижки и замокъ.
Онъ оглядлъ свой казематъ, тамъ была низкая скамейка, снникъ и больше ничего. Достоевскій вздрогнулъ замтивъ на снник большія еще не засохшія кровяныя пятна.
Тюремщикъ! тюремщикъ! крикнулъ онъ въ ужас.
Тюремщикъ небрежно взглянулъ черезъ дврное окошечко и спросилъ:
Что тамъ, крикунъ?
На тюфяк кровь! былъ отвтъ.
Въ самомъ дл? Очень можетъ быть, я ее еще не видлъ, отвчалъ тюремщикъ, звая, и почасывая себ затылокъ. Это врно кровь того молодого поляка, его выдрали передъ тмъ, какъ за нимъ пришли жандармы. Онъ, каналья, ни въ чемъ не хотлъ признаваться. На это пошло, два большущихъ пука розогъ! И тюремщикъ отодвинулъ свое лицо отъ окошечка.
Да тюфякъ еще мокръ! крикнулъ ему Достоевскій.
Ничего, успетъ высохнуть, пока отсюда выберешься.
Достоевскій слъ на скамью и сталъ обдумывать свое положеніе. Въ прошлую ночь, вернувшись домой, къ своему великому удивленію, онъ жену тамъ не засталъ. Когда же сталъ звать и
Достоевскій вздрогнулъ, но жандармъ всталъ и сказалъ:
Наконецъ-то вы вернулись? Долгонько заставили себя ждать. Хорошо, что вы хоть одты. Вамъ надо со мной отправиться.
Куда? спросилъ Достоевскій.
Къ князю Орлову, спокойно отвчалъ жандармъ.
Гд же моя жена? спросилъ Достоевскій. Гд моя жена? повторилъ онъ.
Странный вопросъ! Откуда мн знать, гд ваша жена? отвчалъ жандармъ.
Я не могу уйти изъ дому не отыскавъ жены, сказалъ Достоевскій, чувствуя жгучую боль. Отсутствіе жены было для него необъяснимой загадкой.
Ради Бога, подождите еще немного, можетъ жена вернется!
Ждать?! Ну что-жъ коли ваша жена вернется, Я? то будетъ здсь, а не вернется — такъ не будетъ, вотъ и все! Вернется она или нтъ, это дла не измнитъ, вдь все равно, вы не скоро съ ней снова увидитесь. Да, наконецъ, вы этимъ избгните весьма мучительную сцену, какъ для себя, такъ и для меня. Присутствовать при такого рода прощаніяхъ очень тяжело и скучно.
Жандармъ, который ежедневно видитъ горе и отчаяніе въ конц концовъ длается нечувствительнымъ къ человческой скорби.
Мн некогда ждать, пойдемъ! рзко закончилъ онъ неутшительную для мужа рчь.
Достоевскій послдовалъ за нимъ въ полнйшемъ отчаяніи.
Прійдя къ Орлову, его передали дежурному адъютанту, который заявилъ, что придется дождаться утра въ пріемной, а санъ удалился въ дежурную комнату.
Достоевскій бросился на диванъ, но сонъ не принесъ ему утшенія и забвенія. Онъ прямо смотрлъ на будущее не заботясь объ ожидающей его судьб. Вступая въ тайное общество, въ которомъ онъ стоялъ членомъ, онъ своимъ проницательнымъ умомъ сразу сообразилъ, что тотъ, кто осмливается возстать противъ народной тираніи, обрекаетъ себя на верную погибель.
Его мучила неизвстность, въ которой онъ находился относительно необъяснимаго исчезновенія жены. Одно его утшало, слабый лучь надежды блеснулъ ему среди мрака ночи, онъ за него и уцпился, точно утопающій, который хватается за соломенку: можетъ завтра грозный судья надъ нимъ сжалится и скажетъ ему, гд его жена.
Настало утро. Пріемная наполнилась народомъ. Тутъ были разные шпіоны, пришедшіе съ утреннимъ рапортомъ. И по очереди перебывали въ кабинет его сіятельства, откуда они выходили, кто съ веселымъ видомъ, кто повся носъ, смотря по тому, какъ былъ принятъ его докладъ.
Проходили минуты, часы, казавшіеся цлой вчностью для Достоевскаго. Наконецъ настало половина двнадцатаго и его имя было вызвано дежурнымъ адъютантомъ. Онъ вошелъ въ кабинетъ князя.
Князь Орловъ былъ грозой всей Россіи, но, подобно своему предшественнику, графу Бенкендорфу, умлъ исполнять свою непріятную, и часто даже ужасную обязанность съ личной гуманности. Въ этомъ случа онъ вполн походилъ на кошку, которая заигрываетъ бархатной лапкой, чтобы потомъ съ большимъ удобствомъ запустить ногти въ тло своей добычи.