Тайный суд
Шрифт:
– Привыкать надо, друг мой Серега, – поучал тот, с салатом на губе. – Все они, троцкисты, до поры выдрючиваются.
– А чё он обзывался? – Шпротина, не донесенная до рта, упала с вилки на скатерть.
– Так ить все они, троцкисты, обзываются до поры, да и зиновьевцы с бухаринцами не лучше. А потом шелковыми становятся, если с ними умеючи. Меня тут вот один давеча и сукой называл, и фашистом, а я сижу, в душе классовая ненависть кипит, а сижу себе, слушаю. Только потом уже… Но все ж не так, как ты, вот он и дожил у меня до пули в затылок. А перед тем еще и на четверых своих подельников показал. А мне за то – премию в двести рубликов. Вот так надо, брат Серега.
– Да, я знаю, у тебя, Сеня, выдержка… Хотя «фашиста» и «суку», может, и я б стерпел – не впервой. А тут…
– Ну и как же он тебя?
– Во, я записал даже… – Отложив вилку, он достал блокнот и прочитал с натугой: – Во! Сикофантом.
– Да-а, ничего не скажешь, умеют они, гады! Ишь, с подковыркой! Тут, конечно, и тебя можно понять; но зачем же вот так вот, в селезенку? Ты его, гада, – по сусалам, по сусалам. Ладно что без зубов – зато живой. Они нам, гады, до поры живыми нужны… – Вдруг, заметив, что Васильцев навис над ним, вспрыгнул: – Слушаю, товарищ капитан государственной безопасности!
– По сусалам, говоришь? – откуда-то изнутри Васильцева спросил капитан Блинов. – По сусалам – это как?
Лейтенант Сеня, глупо хлопая глазами, потянулся за салфеткой, чтобы отереть рот.
Не успел.
– Вот так по сусалам? – с этими словами Васильцев нанес хороший удар прямо в прилипшую салатину.
Послышался хруст, лейтенант пролетел по залу метров пять, стукнулся башкой о бочку из-под фикуса и затих. «Красиво!» – одобрил удар капитан Блинов.
Зал притих, все с интересом, а некоторые и не без удовольствия, наблюдали за происходящим. Лейтенант Серега вскочил и с недоумением уставился него.
– Что вылупился, сикофант? – спросил Блинов-Васильцев. – В селезенку, говоришь? Это как? Вот так? – и саданул ему в низ живота.
Тот издал икающий звук и нырнул носом в тарелку со шпротами. Затем, потянув на себя скатерть, осел на пол.
Васильцев почувствовал давно забытую, сладостную свободу, когда миг – да мой! Потом пускай что хотят с ним делают, гады, но вот напоследок еще – эту масляную рожу достать!
Вот так его, ыш абарак бузык!
Ах, как сладостно звенели падающие тарелки и графины, как театрально визжали дамы, как царственно парили над залом сорванные занавесы!
– Во гуляют товарищ капитан!
– Да урезоньте его кто-нибудь!
– Да как же я их, когда они по званию капитан госбезопасности?
– Я тебе говорю! Я, старший майор Гмыря!
– Старший майор?! – обрадовался Васильцев. – Вот тебя, Гмыри, мне как раз недоставало!
Ах, какой божественной трелью отозвался рояль, когда Гмыря грохнулся головой на клавиши! Просто симфония!
Но приказ старшего майора все-таки возымел действие – человек пять навалились на Васильцева. Да тут же и разлетелись по сторонам: уроки Викентия не прошли зря. Спустя секунду кто-то хныкал, придерживая вывихнутую руку, кто-то собирал в платок выбитые зубы, кто-то корчился на полу не в силах встать.
Теперь, войдя в раж, Васильцев сам перешел в наступление. Против него было человек двадцать, они выстроились стенкой, но замерли в нерешительности.
Юрий уже не помнил, скольких из них поверг, когда кто-то сзади саданул его чем-то тяжелым по голове. Он почувствовал, как кровь струится по шее, мир перед глазами стал расплываться, но, кажется, не то троих, не то четверых он еще все-таки успел сразить, прежде чем остальные навалились на него всем скопом, скрутили-таки, поволокли на улицу.
Потом, уже на воздухе, долго били сапогами, по ребрам, по голове. Боли он почти не чувствовал, но понимал: сейчас забьют до смерти.
Внезапно послышалось:
– А ну отставить! – произнесено было негромко, но властно.
Избивать сразу перестали. Один спросил:
– Это кто это там гундосит?
Другой ответил потише:
– Не залупайся, это майор Николаев из контрразведки.
Юрий понял, что они уходят. Все закончилось, и он жив.
Никогда прежде он не замечал, что воздух может быть так свеж и сладостен. Это был запах свободы.
Услышал голос:
– Юра! Юрочка! Ты живой?
Да кто это? Неужели?!..
– Катя… – проговорил он и лишь после этого потерял сознание.
Глава 16
Сов. секретно (Продолжение)
… Хочу также Вам, Лаврентий Павлович, сообщить, что нарком Н.И. Ежов явно скрывал от партии архиважную информацию, касающуюся…
«Архиважную! Ишь какой ты! Прямо по-ленински загнул!» – протирая пенсне, подумал первый заместитель народного комиссара и снова склонился над писаниной этого мама дзагла [14] , Призрака.
14
Сукиного сына (груз.).
…касающуюся этого Тайного Суда. Обращаюсь поэтому лично к Вам, ибо полагаю, что бывший нарком государственной безопасности Ежов, явно саботируя операцию по уничтожению террористической организации «Тайный Суд», затевал какую-то свою игру…
Ладно, с недомерком, с Колькой Ежовым, и без письма Призрака все было ясно: спекся Колька, о чем Коба [15] вчера уже прозрачно намекал. Но покамест собирается перекинуть Кольку с госбезопасности на речной транспорт. Тот небось и сам уже что-то почуял, да, видно, не понял дурной своей башкой – ишь, еще за какие-то соломинки, какашка, цепляется, какие-то игры, шени мама [16] , затевает! С кем играться надумал?! С партией шутки шутить?
15
Партийная кличка И.В. Сталина во время его деятельности на Кавказе.
16
Мать его (груз.).
Ничего, партия таких шутников быстро ставит на место. К стенке! – там как раз самое место для них!
Что там еще интересного у Призрака? Ага, вот это – про Буциса, на дереве повешенного. «Люди, простите меня! Гад я распоследний!» Может, и сгодится на что-нибудь. Например, засранец этот «железный», Колька Ежов с такой фанеркой на шее очень, пожалуй, неплохо смотрелся бы. А что, мысль!
Да, Призраком этим, пожалуй, бросаться не стоит. Что он там – про дальнейшую связь?.. Ага, вот: