Тайный суд
Шрифт:
– Эти помойные любители капустки, – перед глазами Юрия возникла картина страшной смерти Викентия, и холодок прошел по телу оттого, что, возможно, предстоит схватка с такими противниками.
К некоторому его облегчению, Катя покачала головой:
– Вряд ли с них надо начинать. Подобраться-то к ним можно, но начинать надо с другого.
– С Призрака?
– Нет, это – в самом конце, о нем мы практически ничего не знаем.
– С Борщова? С Домбровского?
– Ты что, имеешь хоть малейшее представление о том, где они?
Юрий покачал головой.
– С чего же тогда? – спросил он.
– Думаю, – ответила Катя, – начинать следует с самого слабого звена…
– Алё, – развязно произнесла в трубку сержант Светлана Синичкина. – Я с кем говорю, с лейтенантом Уховым?.. Что, Сенечка, узнал? Молодец!.. А чё делаешь?.. Вот и я тоже. А подарков мне тут цельный короб нанесли… Да всё, и закусить, и прочее. Составишь компанию?.. Ну так не задерживайся, жду… – Положив трубку, пояснила: – «Язык» нам нужен, а лучше «языка», чем этот Сенечка Ухов, не найти: редкостный охламон. Нынче он как раз на майора Чужака пашет. Уже выложил спьяну, что этому Чужаку поручено самим Берия проникнуть в Тайный Суд, что-то он такое, видно, замыслил. Сейчас мы этого Ухова – наизнанку.
– А мне что делать? – спросил Юрий.
– Ничего, лежи как лежишь, только голову одеялом накрой. Шурином моим будешь.
Через несколько минут послышался скрёб в дверь, и Юрий услышал сквозь одеяло голос Синичкиной:
– Но-но, Сенечка, покедова – без рук! Ишь, трезвый – а сразу пристаешь, неча мне тут!
Они вошли в складскую комнату.
– А это кто? – спросил лейтенант Ухов.
– А это мой кум с Ростов-Дона, прибыл барахлом отовариться. Да вот же! Едва деньги в кармане почуял, сразу назюзился, уже вот второй день не просыхает. Напьется – и дрыхнет как бревно. Ты, Сенечка, на него не гляди, он не слышит ничего, до завтрева не очухается. Ты только не говори никому, что я его тут приютила: сам знаешь, не положено в казенном помещении.
– Ясно, не положено. Да ты ж меня, Светик, знаешь, я – молчок.
– Не знала б – не позвала бы. А вот гляди, чего нам Бог послал. – Загремели бутылки, посуда.
– Ну-ну! – все же заметил бдительный чекист. – Про Бога ты тут не больно-то.
– Ох, сама знаю, Сенечка, как-никак сама член ВКП(б), а вот же прицепилось к языку, как болячка. Больше не буду. Ну давай, Сенечка. Слава труду!
– Слава труду! – поддержал ее лейтенант.
Чокнулись.
Катя взяла завидный темп – за десять минут под нехитрые тосты чокались раз пятнадцать. Наконец сержант Синичкина направила разговор в нужное русло:
– А ты, Сенечка, я слыхала, под самим майором товарищем Чужаком служишь?
– Точно так. Беззаветный, скажу я тебе, человек! Но только об этом – тсс!
– Ясно, что – тсс, чай, не маленькая.
– То-то! А товарищ Чужак теперь во всем лично Самому отчитывается.
– Ух ты! Ежову, что ль? Николай Иванычу?
– Не, Ежов – всё, хана ему вроде. Только тсс!
– Ох ты, мамочки! И кто ж заместо его?
– Товарищ Берия Лаврентий Павлович.
– Это в очках который?
– Не в очках – в пенсне. Потому как культурный человек, видать, зрение попортил по ученому делу.
– Бедненький… А ты с товарищем Чужаком все троцкистов изводишь?
– Сейчас – другое. Вышли на глубоко законспи… законспе… в общем, на целую организацию. Тайный Суд называется. Самое звериное логово. Он, этот Тайный Суд, чекистов мочит. Слыхала, что с Буцисом и Ведренкой сотворили?
– Ох ты, свят, свят!.. Прости, опять прилипло поповское… Опасное, наверно, задание?
– А ты думала? Вон, помнишь, Непомирайко с Негорюевым?
– Не дай-то господь… Тьфу ты черт, снова!.. Но ты уж у меня смотри, я, ежель чего, переживать буду, ушки у тебя красивые, махонькие.
– Это уж как партия прикажет.
– Да, такая у вас, у родимых, служба. Отчаянные вы мои головушки!.. И как же вы про этот Тайный Суд раскопали?
– Да вот Призрак один завелся…
– Да ты что! Так прямо и призрак? Аж на душе зябко…
– Не настоящий призрак, не боись. Агентурный псевдо… псивдо… Кликуха, в общем, такая.
– Рецидивист?
– Наверное.
– Когда ж вы, мои милые, всю эту нечисть искорените, чтоб не мешала людям социализм строить?
– Не сомневайся, ужо искореним! Не сразу только…
– А чего ж тянуть?
– Да тут такое дело… Только ты – тсс!
– Могила!
– А задумал товарищ Берия этот Тайный Суд под себя приспособить – чтоб он врагов народа карал, во как!
– Что-то лепишь ты, Сенечка. Вам что, «троек» мало – троцкистов карать?
– «Тройка» – не то. Так злыдни больно легко отделываются: маслину в затылок – и поминай как звали. А вот прикинь: висит какой-нибудь троцкистско-бухаринский злыдень на дереве, и на шее у него табличка какая-нибудь эдакая.
– Как у Буциса?
– Во-во. Конечно, для всякой мелкоты и «тройки» вполне довольно, а ежели ты – навроде наркома?.. Красиво мыслит товарищ Берия, вот что значит в гимназиях обучался.
– Наркома? Не больно-то?
– А чё? Хоть бы даже этого нашего прошлого.
– Ежова?! Николай Иваныча?! – ужаснулась сержант Синичкина.
– А что, он заговоренный, Николай Иваныч твой? Очень даже ему место с такой табличкой. Мне товарищ Чужак самолично намекал; а ему, Чужаку, – кто? Улавливаешь?
– И что ж, ты задание такое получил?
– Что-то я заболтался тут с тобой, – вдруг посерьезнел лейтенант.
– Так я же – тсс!
– Ну и хорошо, что – тсс! Проехали. Какое Родина поставит задание – такое и выполню [18] .
– И с Ежовым тоже?.. Все, все, молчу! Я ж, Сенечка, только за тебя боюсь. Тебе-то самому не стрёмно?
– Ох, скажу я тебе… Бывает, всю ноченьку глаз не сомкну!
– А ты, Сенечка, выпей еще для храбрости. Молодец, вот так! И еще одну! Полную!.. Давай еще – Бог троицу любит!.. Ну, ты как, Сенечка?
18
Об обстоятельствах смерти наркома Н.И. Ежова существуют самые противоречивые сведения. Так, Р. Конквест в своем исследовании «Большой террор» пишет, что по одной из версий, не самой достоверной, Ежова нашли висящим на суку дерева во дворе психиатрической больницы тюремного типа, причем на шее висела табличка с надписью, сделанной не его рукой: «Я дерьмо». Впрочем, те времена породили столько легенд, что какая-то из них может оказаться и правдой.