Тайный заговор
Шрифт:
— Вы фотограф и фоторепортер, господин Бродка. У человека вашей профессии наверняка могут быть враги, разве не так?
— Враги? Возможно. Каждый человек испытывает личную неприязнь к кому бы то ни было и имеет пару-тройку соперников. Но подобное соперничество вряд ли предполагает выяснение отношений с помощью оружия!
— Тут вы, вероятно, правы, — задумчиво произнес комиссар. — Но в случае с этими выстрелами речь не идет о каком-то соперничестве. Я предпочитаю исходить из того, что они предназначались именно вам. Но при этом вас не должны были серьезно ранить или вообще убить. Преступник не был киллером. Он целился в ноги.
— Кто?..
— Мафия.
В первую секунду Бродка испугался, но затем, когда внутреннее напряжение прорвалось, он расхохотался.
— Я думаю, вы переоцениваете мою значимость, господин комиссар. Я не настолько богат, чтобы эти господа заинтересовались мною. Я не торгую героином, кокаином или еще чем-нибудь подобным. Все, что я имею, заработано честным трудом. Так что же этим людям от меня…
— Вы ведь много времени проводите за границей? — перебив его, спросил комиссар.
— Да, конечно. Но разве этого достаточно, чтобы меня преследовала мафия?
— Одного этого, естественно, недостаточно, — ответил комиссар. — Но я вполне допускаю, что вы на своем жизненном пути несколько раз пересекались с этой организацией… случайно или нет. А они, знаете ли, совсем не любят, чтобы кто-то вставал у них на пути.
Бродка долго и внимательно смотрел на комиссара. Он чувствовал недоверие, которое тот выказывал по отношению к нему, и невольно злился. Черт побери, почему этот человек не верит ему? Зачем ему оправдываться, если в него кто-то стрелял?
Загадочные обстоятельства смерти его матери были внезапно забыты, по крайней мере, Бродка был далек от того, чтобы связать их каким-то образом с выстрелами. Он знал, что есть дни, когда кажется, что все жизненные неприятности сваливаются на человека одновременно. И хотя он вовсе не был трусом, эти выстрелы вызвали в нем определенную панику.
Оказавшись дома, Бродка против обыкновения запер за собой дверь. Он пошел в ванную, открыл воду и умылся ледяной водой. Болела перевязанная правая икра; пуля разорвала брючину.
Александр отрешенно прослушал автоответчик. Всякие мелочи. Отвернувшись от аппарата, он хотел уже рухнуть в кресло… Но внезапно обернулся, отмотал пленку автоответчика назад. Грассирующий голос с иностранным акцентом произнес: «Прекратите копаться в жизни вашей матери. Это серьезное предупреждение!»
Бродка снова нажал на «повтор», чтобы еще раз прослушать угрозу.
Впервые за долгое время Александр Бродка по-настоящему испугался.
Глава 2
Они познакомились в баре отеля «Вальдорф-Астория» в Нью-Йорке, куда дама могла прийти без сопровождения кавалера и при этом не показаться женщиной легкого поведения. Здешний бармен с завидной регулярностью ставил на стол свежеподжаренные орешки, а пианист играл «As Time Goes By». У Бродки был позади бесполезный фоторепортаж о модельере Сэме Саллере — довольно неприятном, как оказалось, человеке, — а Жюльетт Коллин, предприняв бесплодную попытку купить для своей галереи в Мюнхене три произведения графического искусства — Марка, Хеккеля и Кандинского — вернулась с аукциона импрессионистов у Кристи на Парк-авеню. Поражения сближают, и они долго жаловались друг другу на жизнь. И тот факт, что оба были родом из одного города, немного помог в этом —
Однако было бы ошибкой посчитать Жюльетт Коллин ветреной или даже распутной, да и Бродка не был человеком, который в отношениях с женщинами пользовался любой подвернувшейся возможностью. Нет, эта встреча, состоявшаяся в сентябре три года назад, повлияла на обоих с силой дурмана — ни Бродка, ни Жюльетт такого до сих пор не испытывали.
Конечно же, Жюльетт была замужем. Ее муж, профессор Гинрих Коллин, пользовался славой великолепного хирурга, но только самые близкие люди знали, что перед каждой операцией он выпивает бутылку коньяка. Без алкоголя у него ничего не получалось, хотя в сорок пять лет он уже пропил свою потенцию и утратил способность любить. Неудивительно, что Жюльетт очень страдала. Она чувствовала себя покинутой, расстроенной, и только положение в обществе до сих пор удерживало ее от того, чтобы завести любовника.
К тому времени Бродка был уже десять лет как в разводе. Это не был развод из ненависти или пресыщения. Бродка и его жена просто поняли, что они не подходят друг другу, а потому через три года совместной жизни решили развестись — без ссор, без злобы, не причинив друг другу боли, зато с осознанием, что женщина-Телец и мужчина-Козерог вряд ли могут ужиться.
После своей первой ночи Бродка и Жюльетт знали друг о друге не больше и не меньше того, что им было известно до этой случайной встречи. Они оба были достаточно взрослыми, чтобы понять: их связь вряд ли перерастет в крепкие, долгосрочные отношения. Но… оба ошиблись. Бродка по-прежнему любил Жюльетт, как и три года назад, а она отвечала ему с той же силой.
Жюльетт была невысоким энергичным человечком с карими глазами и черными волосами, чаще всего строго зачесанными назад и собранными в пучок. Как и у всех черноволосых, у нее была смуглая кожа. Раньше она страдала от того, что природа одарила ее всего лишь метром шестьюдесятью, и всегда носила высокие каблуки, которые явно не шли ей. Но с тех пор как Бродка назвал ее сто шестьдесят сантиметров самыми лучшими в мире и заявил, что каждый лишний сантиметр только разрушает гармонию, ее невысокий рост превратился в чистую самоуверенность, и Жюльетт в определенной степени стала гордиться своей внешностью, что делает женщин еще более привлекательными.
Ее галерея, расположенная в центре города, процветала, дела у нее шли лучше, чем в большинстве других магазинов, торгующих художественными изделиями, которые после вычета высокой арендной платы едва ли приносили прибыль. Жюльетт изучала искусствоведение и немецкий язык, собираясь преподавать, но, проучившись три курса, изменила свои планы, поскольку Гинрих Коллин сделал ей предложение. Когда началась ее новая карьера, оказалось, что она обладает недюжинной коммерческой смекалкой: Жюльетт удалось перекупить арендный договор у разорившегося бутика и уговорить школьного друга продать коллекцию экспрессионистов его умершего отца. Сын не интересовался гуашами Клее, Мунка, Фенигера и Нольде и продал их за полмиллиона, которые Жюльетт оплатила благодаря кредиту, взятому в банке ее мужем, выступившим поручителем. Через полгода она продала уже половину картин — с обычной надбавкой в сто процентов, — тем самым избавившись от большей части долгов. С тех пор коллекционеры импрессионистов и экспрессионистов первым делом обращались в «Галерею Коллин».