Тают снега

Астафьев Виктор Петрович

– Опять хитришь, директор, - погрозил пальцем Чудинову секретарь. Неисправимый ты человек!
– И, подумав, Уланов добавил: - Пожалуй, так и сделаем. Лихачева пошлем.

– Пусть едет, мне-то что. Только чтоб не напился в путь-дорогу. С ним случается.

Газик круто повернул к Корзиновке. В устье речки вспучилась зеленоватая наледь. Придорожные кусты торчали прямо изо льда, наползшего неровными пластами. По верху его маслянисто блестела вода. Газик, разбрызгивая воду, проскользнул наледь и побежал по дороге. Неожиданно, откуда-то сверху, кубарем слетел парнишка и распластался у самой машины.

Шофер тормознул так, что Чудинов подпрыгнул и ударился головой в фанерный потолок машины.

– Не задавили стервеныша?
– испуганно спросил он, схватившись за голову и выскакивая из машины.

От машины что есть духу улепетывал мальчишка с ершистыми волосами. Лохматая шапка и лыжа остались на дороге. Чудинов в два прыжка догнал мальчишку и схватил за телогрейку. Мальчик сделал молчаливую попытку вырваться и, ничего не добившись, глянул исподлобья большими серыми глазами на Чудинова.

– Отпусти!

Чудинов шлепнул его по макушке и спросил:

– А если бы задавили тебя, тогда как?

– Тогда никак. Задавили бы - и все!
– глядя в сторону, рассудил малыш.

Подошел Уланов. Он принес шапку и лыжи.

– Вы ему как следует, паразиту, дайте!
– кричал от машины шофёр.

– Ба! Да это мой старый знакомый.
– удивился Уланов.
– Ну, брат Серега, не ждал я от тебя. Что ж ты под машину прыгаешь?

– Я, что ли, виноват, раз лыжи понесли, - нахлобучивая шапку до самых глаз, пробубнил мальчишка. Он с трудом просунул носки валенок, похожих на налимьи головы, в ремешки, вытер рукавом нос.
– Идти, что ли, можно?

– Иди. Да катайся осторожнее. А Васюха где?
– поинтересовался Уланов.

– Он дома, греться убежал. Мы попеременке с ним катаемся. Одни у нас валенки и одни лыжи на двоих.

– Значит, по-братски!
– сказал с чуть заметной улыбкой Уланов.
– А мать где?

– Не знаю. Может, в правлении, - отозвался мальчишка и, довольный, что так дешево отделался, поспешил в гору.

Зная, что за ним следят, он попытался идти в гору елочкой, как настоящий лыжник. Лыжи плохо слушались eгo. Он то и дело падал. Начерпал полные валенки снега, однако настойчиво продвигался вперед и вскоре исчез с глаз.

– Это неужели сынишка Голубевой?
– проводив мальчика взглядом, изумленно спросил Чудинов.

– Ее, ее, - отозвался Уданов.
– Деревенский воздух полезен оказался. Вырос, окреп, бойкий стал.

– Осенью видел - заморыш был. А теперь - не узнать, - тихо промолвил Чудинов и, сразу помрачнев, пошел к машине.

– Эх, хорошее это дело, иметь такого вот разбойника!
– мечтательно начал Уланов, явно набиваясь на разговор.
– Тебе по этой части повезло, Николай Дементьевич. Семьянин ты.

Чудинов не отозвался и молча сел в машину. На горе он велел шоферу остановиться и открыл дверцу.

– Знаешь что, Иван Андреевич, ты тут проверни насчет поездки с сеном, а я к себе пойду. Дел у меня много накопилось.

Уланов удивился, услышав в его голосе унылые нотки, и спросил:

– Чего у тебя настроение вдруг испортилось?

– Да так... нездоровится что-то, к непогоде, видно...

Уланов попрощался с Чудиновым и задумчивым взглядом проводил разом осевшую фигуру директора. Он брел устало,

загребая ногами снег, будто отработал две смены в горячем цехе.

И опять Уланова смутило поведение директора, опять что-то насторожило его.

ГЛАВА ВТОРАЯ

До речки Талицы двадцать пять километров. На двенадцатом километре проторенная дорога повернула в леспромхоз. Впереди белой лентой извивалась наезженная дорога, которая вела на далекую речку Талицу. Трактор-натик бойко врезался в рыхлую снежную целину, таща за собой тупоносые тяжелые сани. На них лежали привязанная бочка с керосином, вилы, топоры, лопаты, пилы. Тут же расположились восемь корзиновских комсомольцев. Снег был глубокий. Лихачеву пришлось прибавить газ и перейти на вторую скорость. Почти смыкая ветви над узкой просекой, стоял дремотный лес. Неугомонный, тарахтящий трактор будто нырнул в тоннель и никак не мог из него выбраться. Но и в этом мягком тоннеле, погруженном в печальную, полусонную тишину, были свои новости. Вот за поворотом норка в снегу, а к ней идут следы и исчезают под упавшим деревом. Вон молодая елочка высунула из-под снега пушистый носик, а на нем сидит красивая ронжа и с беспокойством смотрит на приближающуюся машину. Дальше видна осиновая рощица, поточенная зубами сторожких зайцев. Жизнь, всюду жизнь со своими заботами.

Василий внимательно прислушивался к надсадному тарахтенью трактора. "Хватим мы лиха за эту поездку, ой, хватим!" Он оглянулся назад. На санях царило веселье. Ребята и девушки пели, смеялись, махали руками, Райка Кудымова пыталась даже притопывать на санях. Василий резко прибавил газ, сани дернулись - и Райка полетела в снег. Пока она поднялась, трактор успел отойти, и она, проваливаясь в снегу, догоняла сани. Ребята махали ей руками, протягивали концы веревок. Райка с маху упала на сани, и ее раскрасневшееся лицо расплылось в широкой улыбке. Лихачеву сделалось тоскливо одному в кабине. "Об извозчике, как всегда, забыли. Скоро вспомнят, не поздней как вечером", - подумал Василий.

Погода стояла сырая, теплая, пригревало солнце, тянул ветерок, роняя с ветвей отяжелевшую кухту. Вокруг деревьев, особенно обочь дороги, гладкая поверхность осевшего снега была изранена комьями. Пришла капризная пора. Весна оживала днем и затихала к вечеру. Порой еще выдавались такие крутые утренники, что все кругом трещало от мороза. Василий хоть и был на войне танкистом, имел, говоря отвлечённо, непромокаемую крышу над головой, все-таки знал, как тяжела эта предвесенняя, неустойчивая нора для человека, лишенного крова. Помнил он, как намокает, бывало, солдатская шинель за день, а к вечеру ее коробит морозцем. Корчится солдат, кроет всех, кто под руку подвернется, нечем ему, сердяге, согреться, кроме матюка да цигарки.

Грустная улыбка тронула лицо Лихачева. Он вздохнул, еще раз оглянулся на сани и, увидев, что там началась потасовка, остановил трактор. Ребята и девчата завозились па снегу.

– Вы вот что, молодые люди, - строго заговорил он, - если не желаете поморозиться, перестаньте мочить одежду.

– Слушаем приказ, пока при вас!
– озорно крикнула Райка и неуклюже приложила руку к растрепанной голове. Василий засмеялся, достал ведерко и сказал:

– А ну, кто-нибудь за водой слетайте, радиатор парит.