Тают снега
Шрифт:
В кабине было веселей. Здесь, кроме Василия, находились Райка и молчаливый, смущенный Райкиным соседством Осип. Райка отогрелась, на нее снова напало игривое настроение. Она визжала и смеялась до слез над каждым анекдотом, на которые не скупился тракторист. Осип старался сдерживаться, но Райкин смех заразителен, и он, уткнув в воротник тужурки свое румяное лицо, тоже прыскал и сам не понимал, отчего ему так весело.
С силой выжав на себя рычаг и не отрывая взгляда от клочка дороги, освещенного фарами, Василий продолжал:
– А то еще так бывало: знают немцы, что наши солдаты любители покушать, вот и
– "У нас шестьсот граммов хлеба дают!" А мы в ответ: "Пошли к свиньям собачьим. У нас девятьсот дают - и то не хватает!"
Пока Райка взвизгивает, машет обеими руками, пытаясь что-то выговорить, а Осип хохочет в воротник, Василий, покусывая губы, смотрит на пробку радиатора, как стрелок на мушку ружья. Потом переводит взгляд дальше, туда, где в бешеной пляске крутятся стаи снежинок. От следов, что оставили днем, почти не осталось никаких признаков. Только на голых буграх, которые встречались очень редко, сохранились отпечатки гусениц. Перевалив один из таких бугров, Василий глянул в заднее оконце, но его совсем залепил снег. Тогда он открыл дверцу и, не выпуская из левой руки фрикциона, взглянул на сани. В темноте от с трудом различил белые бугорочки на темном сене.
– Э-э, печально я гляжу на наше поколенье!
– прокричал он, останавливая трактор.
– Так можно, душевной страсти не изведав, солдатской каши не поев, окончить свой праведный путь во младости.
– И ошалело, на весь лес заорал: - Э-эй, подъем! Разминка-а! Командир обоза ко мне! Два нар-ряда и семь лет расстрела этому командиру за увяданье бравого вида у вверенного ему подразделения!
Тася, сцепив руки в рукавах, вяло и виновато улыбнулась. Не лучше выглядели и остальные.
– Прыгать, бороться, плясать!
– приказывал Василий. Сам толкнул какого-то парня - и тот, как гнилой пень, свалился в снег.
– Эх-ма. а говоришь: я тоже медведей убивал, девок целовал. А кто видал?
– помогая парню подняться, наговаривал Василий и быстро исчез в кабине. Через минуту послышался его голос:
– Сюда все! Ко мне-el
Ребята неохотно побрели из-за укрытия. У Василия в руках полная бутылка и консервная банка.
– А ну-ка, хлопцы и хлопчихи, тяните по маленькой, для разгонки крови. Оч-чень доброе лекарство! Обожаю! Спиртоцид называется!
– Как ты до сих пор не допил это самое лекарство?
– удивилась Тася.
– Х-м, сам удивляюсь, откуда у меня взялась такая железная выдержка, рассмеялся Василий и протянул ей банку.
– Начальнику фуражного обоза Таисье свет Петровне - первой!
Тася взяла банку и, зажмурившись, опрокинула ее. Сразу обожгло и перехватило горло.
– Снежку, снежку, - услышала она голос Василия и черпанула рукавичкой снегу.
Ободренные ее примером, выпили и остальные. Девчата, поперхнувшись, кашляли, беспомощно и ошалело размахивали руками, смеялись друг над другом.
Стало теплей и веселей.
На следующей остановке, ковыряясь в двигателе, Василий попросил крутнуть заводную ручку. Его просьбу бросились выполнять сразу двое. Они быстро выдохлись, разогрелись, но завести двигатель не смогли. Василий покачал головой и огорченно пробормотал:
– Жидки, жидки, ай-яй-яй! Кто-нибудь пусть сменит их. Им надо орудовать не тракторной ручкой. Ложкой у них лучше получается.
– Если бы было светло, то все увидели бы, какие хитрые искры прыгают в глазах тракториста.
За ручку в пару с Райкой взялась Тася.
– Во-во командир! Покажи удаль, крутни так, чтобы дым пошел коромыслом!
– Подбодрил Василий и, нырнув под капот, стал ощупывать вентиляционный ремень. Пальцы его торопливо и озабоченно бегали по тому месту, где он еще давеча заметил расползающийся шов. Ремень был старый, много раз чиненный. О ключах, о горючем, о запасных свечах и даже о водке Василий позаботился, а запасных ремней в мастерской не оказалось.
– Что у тебя там не заводится?
– услышал Василий Тасин голос и встрепенулся.
– Крутите неважно, вот и не заводится, - отозвался он и крикнул: - А ну, следующий! Эти тоже мало каши ели.
Так он погрел всех, а сам для виду ковырялся под капотом и напевал во все горло:
Умирать нам рановато,
Пусть умрет лучше дома жена!..
– Эх вы, мелочь пузатая!
– фыркнул Василий.
Незаметно открыв краник подачи горючего в карбюратор, он взялся за ручку, налег на нее - и двигатель, содрогнувшись, пустил длинную и громкую очередь.
– Учитесь, пока я живой!
– перекрывая шум, озорно закричал Лихачев озадаченным комсомольцам.
– Командир, твоя очередь занимать каюту-люкс, показал он на тракторную кабину.
Когда миновали крутые перевалы и трактор стал меньше дергаться, Тася задремала. Сидевшая рядом с ней девушка тоже притихла. Заметив это, Василий перестал болтать и молча глядел вперед. Здесь, в низине, ветер был тише, а снегу гнало больше.
Сколько времени прошло, Тася не знала, когда ее разбудила неожиданная тишина. Она вздрогнула и с недоумением огляделась. Трактор не работал. Из радиатора валил густой пар. Василий поднял капот, нагнулся и пошел в кабину. В руках его, как мертвая змея, болтался ремень.
– Вот, - бросил он его под ноги, - на соплях тянул. Хорошо, не на перевале порвался, - загорали бы.
– А мы сейчас где?
– стараясь что-либо разглядеть сквозь мчавшиеся тучи снега, спросила Тася.
– Ой, как метет, еще сильнее ветер сделался.
– Нет, ветер не усилился. Это мы на реку спустились. Ехать-то пустяк остался - километров пять. Если бы ремень не подвел, сейчас бы газанули будь здоров!
– Какая тут дорога, - стараясь сгладить досаду Василия, проговорила Тася и про себя отметила: "Вот он о чем давеча беспокоился. Ну и хитрый!" И, покосившись на него, спросила: - А теперь как быть?
– Потихоньку поползем. Через каждые полкилометра будем останавливаться и снег толкать в радиатор.
– Ребят, может, пешком послать?
– Не выдумывай. Еще заплутают, тогда намылят тебе шею, - пообещал Василий.
Он надолго смолк. В сумраке кабины было чуть видно его лицо, и Тася различала, как устало у него опустились плечи и поникла голова.
– Досталось тебе, Вася.
Он встрепенулся и, стараясь придать своему голосу бодрость, отозвался:
– Ничего, не привыкать.
– И, помолчав, со вздохом добавил: - То ли бывало во времена не столь отдаленные.
– И тут же постарался замять проскользнувшую грустную нотку в голосе: - Однако тронулись! За простой не платят!