Театр Духов: Весеннее Нашествие
Шрифт:
Батарея ордена громыхала восемью орудиями, работая по ураганам, окружавшим поле брани. Целью пушек были пастушки, скрывавшиеся в сердцевине каждого вихря. Франс Мариола стоял немного впереди, виртуозно размахивая в воздухе мечом с широким лезвием. Направляя такими движениями остриё в сторону ближайшего урагана, сакроягерь таинственным образом делал видимыми силуэты демониц, чтобы артиллеристам легче было целиться. Грозовые небеса изливались шумным ливнем, бушевали ветры, а тесак Мариолы светился в этой мгле красными рунами, обозначавшими зачарования.
У крайнего орудия снаряд взорвался прямо в стволе: смотрителей расчёта разорвало либо ранило. К месту трагедии, с носилками, подбежали санитары.
Треть ураганов удалось развеять, и смотрители, после очередного попадания, то и дело бросались в пляс от радости. Пороховой дым над орудиями так или иначе закрывал наводчикам обзор, поэтому, выстрелив, приходилось ждать, пока он развеется.
— Не расслабляться! — Карлот Дэзер следил за дисциплиной в части. Мужчина краснел от нетерпения и с завистью поглядывал на непосредственно сражавшихся внизу.
— Удар! — отчеканил командир орудия, когда Ричард и Риттс с двадцатью всадниками проскакали мимо.
«Аяяй, что деется!» — мчался живописец впереди, дрожа и от снарядов, разрывавших небеса, и от ужаснейшего стона сбиваемых пастушек. Было решено ударить по флангу противника, догрызавшего левое крыло смотрителей. Отборные бойцы сражались не на жизнь, а на смерть, но без конницы зверьё могло сломать их.
«Что нам трусливо выискивать отбившегося чёрта, когда их вона сколько!» — закричал степняк. Мешкать или передумывать было уже поздно, Ричард понимал. Холодный дождь смывал с его красивого лица внезапно хлынувшие слёзы. Останавливать отряд после таких слов уже не представлялось допустимым. Навстречу проезжали остатки эскадрона, только что ударившего в тыл. Всадники залиты были кровью. У одного хромала лошадь (с ноги животного слазила подкова), другой, тужась от боли, ехал без руки. Мрачным предзнаменованием легло на душу Ричарда увиденное.
Рогатые дрались бесстрашно. Шли вперёд не быстро, но уверенно. А пехота смотрителей из кожи вон лезла, чтобы сдержать натиск. Конный отряд Ричарда перешёл в галоп, а перед самым флангом – и в карьер. Сердце разрывало грудь, как копыта землю.
— В атаку!!! — Риттс возвысил саблю на скаку. — Бей, руби, стреляй!
— В бой, кентавры степи!!! — Саблю обнажил за ним и Ричард, не жалея глотку.
Всадники могучею стрелой пронзили вражье войско, обагрив клинки, штыки и лошадей. Захрустели под ударами древесные доспехи, завоняло мокрой шерстью. Неудачливый конник выпал из седла и угодил на чьи-то острые отростки. Другой колол штыком не глядя и попадал во что-то мягкое и мерзкое. Передняя шеренга растоптала сбитых с толку тварей. Воздух истязали рёв, стоны и вой. Страшно выстрелила пушка. Ричард, к превеликой скорби, выронил клинок. Дрожащий и чуть ли не седеющий от ужаса, в пасти у безумного врага, он уже не понимал, откуда и в какую сторону осуществлялось нападение. Преданный и сильный его конь ударил подступившего зверя задними копытами. «Молодец, Добряк!» — похвалил юноша. Тут же он пришёл в себя и выхватил свой славный револьвер.
Чистокровники отвлеклись на всадников, позволив человеческой пехоте вернуть контроль над схваткой. Смотрители проделывали в зверях колющие раны, рьяно забивали упавших сапогами, плевались во врагов шипящей пеной и орали. Офицер с обвисшими усами приказал: «вперёд, вперёд, вперёд!» С его клинка стекала кровь, глаза горели справедливым гневом. Ажиотаж поднялся и на центральном фронте; часть рогачей контратаковала батальон, которому на помощь пришла конница.
Движение
«Добряк…» — Ричард приложился к морде умирающего друга, но прекратить его мучения не смел. В лежащего коня прилетело ещё несколько копий. Животное добили и без него. Юноше оставалось спрятаться за массивным боком жеребца, из которого теперь торчало много древок. Высыпав из барабана гильзы, он стал заряжаться, не зная, что обязан жизнью винтовке наставника.
Оставшейся в живых пастушке надоел энтузиазм одарённого снайпера, усердно калечившего её братьев. Жрица поняла, что людские пушки наводятся выскочкой-волшебником во фраке, и приловчилась уклоняться от снарядов, перемещаясь в урагане то выше, то ниже. Она сосредоточилась и призвала гром; молния, спустившаяся с неба, ударила в вышку, на которой стоял адъютант.
— Падай! Падай! Падай! — услышали сражавшиеся дерзкий голос ведьмы.
Ласток ощутил, держа винтовку, как постройка, заскрипев, стала расползаться, пронзённая насквозь ударом молнии. Ещё мгновение назад он созерцал сражение, но треснувшие доски под ногами разошлись и юноша стал падать. Крыша со старой черепицей раскололась надвое и устремилась прямо на него, но пролетела мимо. Тело его падало сквозь винтовую лестницу, перед глазами скатывались бочки продовольствия, гремели ломающиеся ящики с боеприпасами. Ни о чём адъютант Осби не думал во время падения, разве что о том, как бы рухнувшие балки не проломили ему голову. Однако и балки, неким чудом, обошли его, когда он пал, приземлившись на спину.
Так он и лежал под завалами вышки, боясь шевельнуться. Немогущий уже ни стрелять, ни следить за ходом битвы. Но был вроде как цел.
Вверху, зацепившись за оборванную лестницу, висел его счастливый аксельбант. Только сейчас адъютант заметил, что одет в парадный мундир. Надо же! Новость об орде произвела такое впечатление, что он забыл переодеться в полевую форму. А счастливым аксельбант он считал потому, что Милайя разлила на него свои духи. «Бледноликая ты моя невесточка!» — улыбнулся Ласток. Когда они прощались в Осином Гнезде, Мила рассказала, что украла у отца духи особенной настойки, и помазанные ими шнурки аксельбанта теперь будут сулить ему удачу. «И где бы злостный рок тебя не встретил, куда бы ты не встрял, недоброе не тронет тебя, милый». Ласток как-то позабыл о сказанном, не придав значения девичьей причуде. Но сейчас, лёжа под обломками живым и невредимым, слова любимой вспомнились. «Видно, были правдой». Аксельбант сорвался со ступеньки и упал ему на борт, принеся с собою мятный аромат.
Оставалось осторожно выбраться из-под обрушенной вышки. Но как бы это сделать, когда малейшее неверное движение может завалить всю эту груду? Ласток осмотрелся, сквозь обломки увидел Рокотка, вовремя сорвавшегося с привязи, и начал выбираться. Медленно, ползком. Слушая сражение вдали.
— Чистокровник! — крикнул Ричард Фэстхорс, прячась за погибшим Добряком. — Помоги сразить мне чистокровника! — молил он степняка.
Левой дланью Риттс сжимал свой нож, правой – держал саблю, и всякий, кто приближался к парню близко, тут же погибал. В диком, завораживавшем танце, рубил он наступавших на него, превратившись в мокрого от крови воина возмездия.