Театр французского классицизма
Шрифт:
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Сабина
Супруга и сестра у ног твоих — Сабина. Двойная, государь, в душе моей кручина. И внять речам моим, о царь, молю тебя, За милого страшась, о родичах скорбя. Стремленья нет во мне слезой своей лукавой Виновного спасти от казни слишком правой. И чем бы он сейчас ни услужил стране,— Карай, но пусть вину он искупит во мне, Но пусть за кровь его прольется кровь Сабины. Свершится та же казнь — мы оба так едины, И ты отнимешь то — не пощадив его,— Что он в самом себе любил сильней всего. Столь тесно связаны мы цепью Гименея, Что он живет во мне и ярче и полнее, И если дней моих сейчас прервется нить, Его ничем иным нельзя верней казнить. Молю и требую смертельного удара: В нем — избавленье мне, ему же — злая кара. Пусть ныне видит царь, как жизнь моя страшна И на какой разлад душа обречена! Смогу ли, скорбная сестра, теперь обнять я Того, от чьей руки мои погибли братья? Но и посмею ли кощунственно проклясть Того, кто сохранил твою над Римом власть? Убийцу родичей любить неколебимо! Отвергнуть милого, что дал победу Риму! Мне избавленье — смерть: любя его иль нет — СвященныйСтарый Гораций
С Валерием, увы, мои согласны дети, И отповедь в моем получит он ответе. Стараются они, безумцы, об одном: Пусть обескровленный совсем угаснет дом!(Сабине.)
О ты, которую неправая обида За братьями влечет к обителям Аида! [62] Их тени славные тебе дадут совет: Кто пал за родину — для тех обиды нет. Богами приговор назначен их отчизне; Но если чувства есть не только в этой жизни, Победу римскую им легче перенесть, Когда своя родня стяжала эту честь. Твое жестокое они осудят горе, И вздохи тяжкие и скорбь во влажном взоре, И ненависть к тому, кто славно кончил бой. Сабина, будь же им достойною сестрой.62
…к обителям Аида! — То есть в царство мертвых, где обитают тени умерших.
(Туллу.)
Пускай Валерия остынет пыл напрасный: Не преступление — порыв слепой и страстный; И если правый гнев его одушевлял, Не кары этот пыл достоин, а похвал. Врагов родной страны любить до исступленья, Отечество хулить за их уничтоженье, Кощунственно ему сулить лихой удел — Вот грех, которого Гораций не стерпел. Когда бы родину любил он с меньшей силой, Его деяния ничто б не омрачило. А если бы вина уж так была тяжка, Его настигла бы отцовская рука. Я совершил бы суд. Моя душа готова Родительскую власть использовать сурово. Я честью, государь, безмерно дорожу: Коль сын мой виноват, его не пощажу. Свидетелем беру Валерия: он видел, Как страстно я дитя свое возненавидел, Когда уверен был, что бой пришел к концу И бегством он нанес бесчестие отцу. Но не чрезмерно ли Валерия вниманье К моей семье? Зачем он просит воздаянья За гибель дочери, когда такой конец Заслуженным готов считать ее отец? Он говорит — мой сын для всех угрозой станет. Но нашей гордости чужой позор не ранит, И, как бы низменно ни поступал другой, Мы не должны краснеть: ведь он для нас — чужой.(Валерию.)
Рыдай, Валерий, плачь: пусть жалобы греховны В глазах Горация, но ты ему не кровный. Не близких, не своих — и вопль и гневный взгляд Его бессмертного венца не оскорбят. О лавры славные, сомнут ли вас бесчестно? Вы голову его от молнии небесной Оберегать могли. [63] Ужель склониться ей Под оскверняющим железом палачей? И это, римляне, ваш дар непобедимым? Ведь Рим, не будь его, уже бы не был Римом. Как может римлянин хулить и гнать того, Кто всех прославил нас и дал нам торжество? Скажи, Валерий, ты, который жаждешь мести, Казнить Горация в каком прикажешь месте? В стенах ли города, где пламенно жива Тысячеустая о подвиге молва? Иль за воротами, на славной той равнине, Где трех альбанцев кровь земля впитала ныне, Где их могильные насыпаны холмы, Где победил герой и ликовали мы? В стенах, за стенами — где б ни вершить расправу, Защитницей его мы встретим эту славу. Твоя неправая осуждена любовь, Что хочет в этот день пролить такую кровь. Ведь это зрелище и Альбе нестерпимо, И не смириться с ним взволнованному Риму. Но рассуди же сам, о государь, — страна Того, что нужно ей, лишаться не должна: Все то, что он свершил, вторично сделать может И новую опять угрозу уничтожит. Не сжалиться прошу над слабым стариком: Я четырех детей счастливым был отцом; Во славу родины погибли нынче трое. Но сохрани же ей четвертого — героя, Чтоб стены римские еще он мог стеречь. А я, воззвав к нему, свою закончу речь. Не у толпы, мой сын, искать опоры надо; Ее хвалебный гул — непрочная награда. Мы часто слушаем весь этот шум и крик, Но затихает он внезапно, как возник, И слава громкая, которой столь горды мы, Пройдет, как легкие, рассеиваясь, дымы. Лишь верный суд царя, вождя иль мудреца И в мелочах ценить умеет храбреца. От них мы подлинной украсимся хвалою, И память вечную они дают герою. Живи, как должен жить Гораций: никогда Не отгремит она, блистательна, горда, Хотя бы жалкого, ничтожного невежды И были в некий миг обмануты надежды. Не требуй же конца, но, мужеством горя, Ты для меня живи, для Рима, для царя. Прости, о царь, меня, прости за многословье, Но это Рим вещал отеческой любовью.63
…от молнии небесной оберегать могли —…то есть от кары Юпитера, возвещающего людям свой приговор ударом молнии или грома.
Валерий
Дозволь мне, государь…Тулл
Не нужно лишних слов. Все то, что ты сказал, одобрить я готов. Их речи пылкие твоих не заглушили, И доводы твои остались в прежней силе: Да, преступление, столь мерзостное нам, Есть вызов и самой природе и богам. Внезапный, искренний порыв негодованья Для дела страшного — плохое оправданье. Убийцу никакой не охранит закон, И казни — по суду — заслуживает он. Но если пристальней вглядеться, кто виновный,— Придется нам признать: чудовищный, греховный Проступок той рукой безумно совершен, Что сделала меня владыкой двух племен. Двойной венец на мне, альбанцы — слуги Рима! Все это за него встает необоримо. Он утвердил меня в господстве — он один: Я был бы подданным, где дважды властелин. Есть много верных слуг — в минуты роковые Несут они царям лишь помыслы благие. Не64
…то, что впервые мы при Ромуле узрели. — Тулл намекает на преступление, которое, согласно древнему сказанию, совершил Ромул. При возведении стен Рима между братьями-близнецами Ромулом и Ремом вспыхнула ссора, и Рем был убит братом.
65
…очистить от греха жрецы его должны… — Убийство единокровного родича считалось у древних тягчайшим преступлением против родовых законов. Оно требовало особого очищения. Тит Ливий пишет, что Гораций должен был принести очистительные жертвы, а потом пройти, склонив голову, под длинным шестом, как будто под виселицей.
66
Он душу дочери умилостивить может. — Согласно поверьям римлян, душу умершего можно было умилостивить молитвами, жертвами, возлияниями. Тит Ливий сообщает также, что старый Гораций возвел каменный памятник на том месте, где упала сраженная мечом Камилла.
ПОЛИЕВКТ
Христианская трагедия в пяти действиях
Перевод Т. Гнедич
Ваше величество! [67]
Как я ни сознаю степень своей слабости, как ни глубоко то уважение, которое вы, ваше величество, внушаете душам, удостоившимся быть вашими приближенными, признаюсь, что припадаю к стопам вашим без робости, без колебания, ибо позволяю себе думать, что труд мой понравится вашему величеству, ибо я уверен, что веду речь о том, что более всего приятно вашему величеству. Пусть это всего лишь пиеса для театра, но тема этой пиесы — рассуждение о божестве. Достоинство этой темы столь высоко, что даже слабость автора не может ему повредить. Вашему царственному духу столь приятны рассуждения такого рода, что некоторые недостатки сего труда не огорчат сердца, для которого сама тема представит наслаждение. Вот почему, ваше величество, я надеюсь получить от вас прощение за то, что я длительное время не решался принести вам на суд эту свою лепту высокого почитания. Каждый раз как я выводил на сцену в моих пиесах добродетели моральные или политические, я неизменно чувствовал, что рисуемые мною картины слишком мало достойны появиться перед вашим величеством, ибо я неизменно помнил о том, что, с каким бы рачением я ни выбирал своих героев на страницах истории, как бы ни облагораживал их свойственным пиитам искусством приукрашения, — та, перед которой они предстанут, не может не сознавать и не видеть, что в ней самой таятся наилучшие примеры всех этих добродетелей.
67
Ваше величество! — Посвящение адресовано королеве Анне Австрийской, которая в 1643 г., после смерти Людовика XIII, стала регентшей Франции. Первоначально Корнель предполагал посвятить «Полиевкта» Людовику XIII.
Дабы как-то уравнять ценность изображаемого с высокими качествами державной ценительницы, мне предстояло обратиться к темам самым высоким и на суд христианнейшей королевы, чьи деяния еще выше ее титула, не пытаться представить ничего, кроме христианских добродетелей, из которых главная — любовь к славе господней, дающая высокое наслаждение и приносящая радость благочестию и пищу разуму. Именно этому необычайному и поразительному благочестию вашего величества обязана Франция благоволением и благословением небес, ниспославших успех самым первым военным мероприятиям нашего юного короля. [68] Счастливые успехи, им достигнутые, суть лишь блистательное вознаграждение и заслуженное вашим величеством благоволение неба, которое свои милости щедро распространяет и на всю страну.
68
…ниспославших успех самым первым военным мероприятиям нашего юного короля. — Преемник Людовика XIII Людовик XIV вступил на престол 14 мая 1643 г. в возрасте пяти лет. В том же году французская армия одержала ряд побед над австрийскими и испанскими войсками на Рейне, Мозеле и в Арденнских лесах.
Наша утрата, когда почил наш великий монарх, казалась невосполнимой. Вся Европа уже сожалела о нас, воображая, будто мы будем ввергнуты в бездну великих потрясений, ибо видела нас в бездне отчаяния. Однако благоразумие, осторожность и мудрое попечение вашего величества, разумные советы, принимаемые вами от ваших верноподданных, и смелые решения ваши, мудро выполняемые, благотворно подействовали на мир и спокойствие государства настолько, что этот первый год регентства оказался не только равным славе прошлого правления, но даже взятием Тионвиля [69] загладил воспоминание о несчастном сражении, которое у этих стен прервало длинную вереницу наших побед.
69
…взятием Тионвиля… — В августе 1643 г. войска принца Конде вернули Франции захваченный ранее испанской короной город Тионвиль (на Мозеле).
Простите мне, что, увлекшись восторгом, вызванным этими размышлениями, я восклицаю в упоении:
Рождает чудеса владычицы правленье! Досадует Мадрид! Брюссель ошеломлен! Когда бы предсказал такое Аполлон, Оракула слова подверглись бы сомненью! Храбрейшие враги в тревоге и смятенье: Успехам счету нет! Победам нет препон! И, гордый славою поверженных знамен, Зрит радостный Париж мятежных посрамленье! [70] Над юным королем блестит победы длань: Тьонвиль и Рокруа [71] ему приносят дань, Премудрой матери он помнит указанья — Се громом Зевсовым державное дитя Своих противников разит еще шутя, Готовя Франции триумфы процветанья!70
…мятежных посрамленье! — По-видимому, речь идет о событиях сентября 1642 г., когда был подавлен мятеж французской феодальной аристократии во главе с Сен-Маром; недовольные абсолютистской политикой Ришелье, заговорщики заручились поддержкой короля Испании.
71
Рокруа — город на границе с Бельгией; в мае 1643 г. принц Конде одержал при Рокруа победу над испанцами.
Нельзя усомниться в том, что за начинанием столь чудесным воспоследует процветание еще более поразительное. Господь не оставляет дел своих незавершенными, — он их совершит, ваше величество, и сделает не только ваше регентство, но и всю вашу жизнь непрерывным преуспеянием. Таковы пожелания всей Франции, таково же и пожелание преданного вам от всего сердца слуги вашего величества, каким является всепокорнейший, всескромнейший, всевернейший подданный вашего величества
Корнель.