Театр французского классицизма

Корнель Пьер

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Гораций, Камилла, Прокул.

Прокул держит в руке три меча убитых Куриациев.

Гораций

Сестра, моя рука за братьев отомстила, Враждебной нам судьбы теченье изменила И, римский навязав противникам закон, Одна решила спор и участь двух племен. Взгляни же на мечи, что в битве славной взяты, И должное сумей воздать победе брата.

Камилла

Все то, что я должна, слезами ей воздам.

Гораций

Ликует Рим, сестра. Зачем же слезы нам? А братья павшие отомщены с лихвою: Где кровь за кровь текла, не нужно слез герою. Когда

свершилась месть, не вспоминай утрат.

Камилла

Что ж, если души их иного не хотят, Не буду я за них казаться огорченной И о кончине их забуду отомщенной. Но кто же отомстит за гибель жениха, Чтоб и его забыть могла я без греха?

Гораций

Несчастная, молчи!

Камилла

О, мой жених любимый!

Гораций

О, недостойная! О, вызов нестерпимый! Как! Имя недруга, что мной повержен в прах, И в сердце у тебя, и на твоих устах? Неистовство твое преступно мести жаждет, Уста о ней твердят, и сердце горько страждет? Рассудку подчинись, желаньям ставь предел, Чтоб за свою сестру я больше не краснел. Ты заглушить должна свое слепое пламя, Моими славными утешиться делами, Чтоб от тебя иных не слышал я речей.

Камилла

Дай, варвар, душу мне, подобную твоей. А, правды хочешь ты? Кричу с тоской и болью: Верни любимого иль дай терзаться вволю! Всегда его судьба вершила и мою: Мне дорог был живой, над мертвым слезы лью. Навеки в грозный час простился ты с сестрою: Лишь оскорбленная невеста пред тобою. За гибель милого не перестану я Свирепой фурией преследовать тебя. [60] О, кровожадный тигр! А я — рыдать не смею? Мне — смерть его принять и восхищаться ею, Чтоб, гнусное твое прославив торжество, Теперь уже сама убила я его? Пусть будет жизнь твоя столь горькой, столь постыдной, Что и моя тебе покажется завидной, А славу, что тебе, жестокому, мила, Твои же омрачат бесчестные дела!

60

…свирепой фурией преследовать тебя. — Фуриями древние римляне называли демонов родовой мести, которые неутомимо преследуют того, кто пролил кровь родича. В более поздние времена представление о фуриях изменилось: их стали считать божествами угрызений совести, преследующих всякого убийцу.

Гораций

О боги! Злоба в ней дошла до исступленья! И должен от тебя я слушать оскорбленья, Которыми ты наш позорить смеешь род? Приветствуй эту смерть, что славу нам несет, И да затмится скорбь и память о любимом Пред римской славою в тебе, рожденной Римом.

Камилла

Рим, ненавистный враг, виновник бед моих! Рим, Рим, которому был заклан мой жених! Рим, за который ты так счастлив был сразиться! Кляну его за то, что он тобой гордится. Покуда мощь его не так еще сильна, Пускай соседние воспрянут племена, А если сможет он не пасть под их ударом, Пусть Запад и Восток восстанут в гневе яром, [61] И пусть надвинутся, враждой к нему горя, Народы всей земли чрез горы и моря! Пусть на себя он сам свои обрушит стены, Себе же в грудь вонзит преступный меч измены, А небо, утолив молящую меня, Затопит этот Рим потоками огня! О! Видеть, как его дробит небесный молот, Как рушатся дома, и твой венец расколот, Последнего из вас последний вздох узреть И, местью насладясь, от счастья умереть!

61

…пусть Запад и Восток восстанут в гневе яром… — В этих словах заключено пророчество грядущей гибели Римской империи под натиском западных и восточных варварских народов.

Гораций

(хватаясь за меч и преследуя

убегающую Камиллу)

Позор! Мой правый гнев терпенье не смирило! Ступай же милого оплакивать в могилу!

Камилла

(раненая, за кулисами)

Злодей!

Гораций

(возвращаясь на сцену)

Кто о враге отчизны пожалел, Тому конец такой — единственный удел.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Гораций, Прокул.

Прокул

О, что ты совершил!

Гораций

Я поступил как надо. А смерть — за этот грех достойная награда.

Прокул

Не слишком ли жесток твой справедливый суд?

Гораций

Пускай моей сестрой Камиллу не зовут; Она не наша кровь, не дочь отцу родному: Кто проклял родину, тот изменяет дому. Своих же близких враг, уже не смеет он От оскорбленных ждать столь ласковых имен; А кровных родичей тем более законны И гнев и скорый суд прямой и непреклонный. И тот навеки прав, кто сразу задушил Столь святотатственный, хоть и бессильный пыл.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Сабина, Гораций, Прокул.

Сабина

Что благородный твой порыв остановило? Вот на руках отца кончается Камилла. Отрадным зрелищем насытиться спеши, А если хватит сил у доблестной души, Последнюю пролей на алтаре народа Еще живую кровь поверженного рода И, вражьей не щадя, как не щадил родной, Палач своей сестры, покончи и с женой. Одна у нас вина, одной больны тоскою: Подобно ей, скорблю о закланных тобою. Настолько тягостней мой грех в глазах твоих: Ей дорог был один, — я плачу о троих, И жду бестрепетно любого наказанья.

Гораций

Оставь меня сейчас иль подави стенанья. Достойной будь женой для мужа своего И к низкой жалости не понуждай его. А если близостью супружеской, Сабина, И в чувствах стали мы и в помыслах едины,— Не мне унизиться, твоих изведав стыд, Но до моих тебе подняться надлежит. Да, мне понятна скорбь моей супруги милой. Терпи, вооружись моей душевной силой. Победный мой венок спеши признать своим И не срывай с меня, но украшайся им. Ты честь мою клянешь и так враждуешь с нею, Что был бы мой позор тебе сейчас милее? Женою верной стань и меньше будь сестрой. А этот мой пример — тебе закон святой.

Сабина

Тебе ли стану я, ничтожная, подобной? За братьев я тебя не упрекаю злобно. Воздать им должное мне надлежит, скорбя. И здесь враждебный рок виновнее тебя. Но доблесть римскую отвергну я, конечно, Когда велит она мне стать бесчеловечной. И победителя счастливого жена Погибшим родичам останется верна. С народом празднуя отечества победы, Семейные свои в семье оплачем беды; И радость общую мы позабыть вольны, Во власти тех скорбей, что только нам даны. Зачем не поступать, как нам велит природа? Когда идешь сюда, свой лавр оставь у входа, Со мною слезы лей… Как! Низменная речь Не вынудит тебя поднять священный меч И гневно покарать меня за преступленье? Камилла счастлива! Ее постигло мщенье. Ты одарил сестру лишь тем, что та ждала, И милого она за гробом обрела. Любимый муж, не ты ль меня обрек терзанью? И если гнев остыл, внемли же состраданью! Но гнев ли, жалость ли — молю тебя, супруг! Не хочешь покарать? Избавь от лишних мук! Как доброй милости, как беспощадной кары, Я жажду от тебя последнего удара И рада все принять. Такая смерть легка, Когда ее несет любимая рука.