Театр французского классицизма

Корнель Пьер

Куриаций

Да, нашим именам вовек не отблистать, И этот дар судьбы не должно отвергать. Геройства редкого мы возжигаем светы, Но в твердости твоей есть варварства приметы. Кто б, самый доблестный, возликовал о том, Что к славе он идет столь роковым путем? Бессмертье сладостно в дыму ее чудесном, Но я бы предпочел остаться неизвестным. Во мне, ты видеть мог, сомнений также нет: Не колебался я, когда давал ответ. Ни дружба, ни родство, ни даже голос страсти Ни в чем меня своей не подчинили власти. Мне выбор показал, что Альбою ценим Не меньше я, чем вас надменный ценит Рим. Я буду ей служить, как ты — своей отчизне; Я тверд, но не могу забыть любви и жизни. Твой

долг, я знаю, в том, чтоб жизнь мою пресечь, А мой — вонзить в тебя неумолимый меч. Готов жених сестры убить, как должен, брата Во имя родины, но сердце скорбью сжато. Исполнить страшный долг во мне достанет сил, Но сердцу тягостно, и свет ему не мил. Жалею сам себя, и думать мне завидно О тех, что смерть в бою прияли непостыдно, Но если бы дано мне было выбирать, Я, скорбной честью горд, не стал бы отступать, Мне дружбы нашей жаль, хоть радует награда. А если большего величья Риму надо,— То я не римлянин, и потому во мне Все человечное угасло не вполне.

Гораций

Хоть ты не римлянин, но будь достойным Рима: Пускай увидят все, что в стойкости равны мы. Суровым мужеством я неизменно горд, И требует оно, чтоб сердцем был я тверд. Нельзя готовому для подвига герою, Вступив на славный путь, назад глядеть с тоскою. Постигла нас теперь горчайшая из бед,— Все это вижу я, но страха в сердце нет. Кого бы ни сразить за град родной и землю, Я с радостью слепой такую честь приемлю, И если дан тебе почетнейший приказ, Все чувства прочие да сгинут в тот же час; А тот, кто об ином раздумывает долго, Не слишком ревностно идет путями долга. Ничто в священный час не может нас связать; Вот Рим избрал меня, — о чем же размышлять? Я, муж твоей сестры, теперь иду на брата, Но гордой радостью душа моя объята. Закончим разговор бесцельный и пустой: Избранник Альбы, ты — отныне мне чужой.

Куриаций

А мне ты все же свой, — тем горше я страдаю, Но мрачной доблести твоей не принимаю. Как в наших бедствиях, достигнут в ней предел, Я чту ее, но все ж она — не мой удел.

Гораций

Да, мужества искать не стоит против воли. Когда отраднее тебе стенать от боли, Что ж, облегчать ее ты можешь без стыда. Вот и сестра моя рыдать идет сюда. К Сабине мне пора — внушить супруге милой, Чтоб запаслась она и твердостью и силой, Чтоб не кляла тебя, коль я паду в борьбе, И чувства римские хранила бы в себе.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Камилла, Гораций, Куриаций.

Гораций

Сестра, ты знаешь ли? Высокое заданье Жених твой получил.

Камилла

О, новые терзанья!

Гораций

Достойной воина яви себя сестрой, И если я умру, сражен его рукой, Ты жениха встречай не как убийцу брата,— Как мужа честного, что долг исполнил свято, Что, родину свою столь доблестно любя, Для всех героем стал и заслужил тебя. И счастья вашего я, мертвый, не разрушу. Но если из него мой меч исторгнет душу, Победному венцу ты должное воздай,— За гибель милого меня не упрекай. Ты плачешь, грудь твою тоска сжимает властно; Поддайся слабости, кляни в тревоге страстной Богов, людей и рок, но, овладев собой, О павшем не тужи, когда решится бой.

(Куриацию.)

Останься с ней на миг, чтобы со мною вместе Идти затем на зов неумолимой чести.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Куриаций, Камилла.

Камилла

Любимый, эта честь ужель тебе нужна, И счастья нашего ужель ценней она?

Куриаций

Чем

бой ни кончится, но я умру, сраженный Рукой Горация иль горем сокрушенный. Как будто бы на казнь, иду на подвиг я, И ненавистна мне — увы! — судьба моя. Я то в себе кляну, что родина почтила. До преступления доходит страсти сила: Богов она винит, вступая в спор с судьбой. Тебя мне жаль, себя, — но я иду на бой.

Камилла

Нет, удержать тебя должны мои рыданья! А власть моя — ужель тебе не оправданье? И прежней доблести достаточно твоей: Ведь Альбе отдал ты все то, что должен ей. Кто был в опасный час ей лучшею подмогой? Никто у нас бойцов не истребил так много. Славнее стать нельзя. Могуч, непобедим, Доволен будь и дай прославиться другим.

Куриаций

Чтоб в этот день другой победоносный воин Венчался лаврами, которых я достоин? Чтоб я услышать мог от родины моей, Что вот, не выйдя в бой, победы не дал ей? И чтоб, не одолев любовную истому, Свершитель гордых дел пришел к стыду такому? Нет, Альба, связана со мной судьба твоя: Падешь или победишь — виновник буду я. Меня почтила ты — тебе воздам я скоро: Вернусь — так без стыда, погибну — без позора.

Камилла

Ужель не видишь ты, что изменяешь мне?

Куриаций

Пусть верен я любви — еще верней стране.

Камилла

На брата своего ты поднимаешь руку; Он муж твоей сестры!

Куриаций

Мы примем нашу муку. Вся нежность отнята — о, жребий наш суров! — У слов: сестра и брат, когда-то нежных слов.

Камилла

Жестокий! Думаешь, Камиллы сердце радо За голову его тебе служить наградой?

Куриаций

Отныне должен я об этом позабыть. Надежду отметя, я обречен любить. Ты плачешь?

Камилла

Ах, слезам противиться нет силы! Ведь гибели моей бездушно хочет милый, И брачный факел наш, едва он был зажжен, — Меня ввергая в ночь, жестоко тушит он; В упорной слепоте свою невесту губит И в грудь вонзает нож, еще твердя, что любит.

Куриаций

Слезам возлюбленной легко осилить нас; Неотразим сквозь них огонь прекрасных глаз! Над сердцем в этот миг так властны сожаленья, И твердость восстает без воодушевленья. Не сокрушай, молю, страданием своим Мой дух. Пускай оно умолкнет перед ним. Слабеет мужество, и я его теряю, Любимой верен я, себе же изменяю. Ужели, с дружбою борьбой утомлено, Любви и жалости не победит оно? Но выход есть: тебя, любимая, обидеть,— Чтоб легче ты меня смогла возненавидеть,— Тогда в борьбе с собой избегну лишних мук. Знай, ты отвергнута, и я тебе не друг. Отмсти обидчику за оскорбленье это. Ужель он не найдет достойного ответа? Тебе, отвергнутой, твой враг, как прежде, мил… Скажи мне, кто тебя больнее оскорбил? О горе: мы должны идти на преступленье, Чтоб наше мужество не ведало сомненья!

Камилла

Не совершай греха иного, и тебя За этот я прощу, сильней еще любя. Братоубийственной не похваляйся славой — И дорог будешь мне, неверный и лукавый. Зачем стране одной не служим я и ты? Тебе готовила бы лавры и цветы, В тебя вливала бы уверенность и силу, С тобою говоря, как с братом говорила. О, как такой слепой я нынче быть могла? Моля ему побед, тебе желала зла! Он возвращается. Ужель его супруга Бессильна перед ним, как я пред волей друга?