Тело угрозы
Шрифт:
– Я вообще не из пугливых. Хорошо. Я обдумаю ситуацию.
– Сколько угодно. Уточнение: вы отказываетесь от предложенной мною встречи?
– Об этом я тоже подумаю. Мне приходилось встречаться с ним раньше, и не уверен пока…
– Чудесно. У меня есть, чем заниматься, и помимо вашей проблемы.
– Нашей! Нашей проблемы!
– Хотелось бы надеяться, что вы правы. Да не смущайтесь: месяц пролетит быстро!
– А тело знает об этом?
Столбовиц лишь пожал плечами.
10
Чудачества тела не прекращались. Однако характер их в эту ночь изменился. А изменение это заключалось в том, что никаких новых фортелей небесный странник на этот раз не выкинул и при очередном наблюдении
Кажется, можно было вздохнуть с облегчением, тем более и потому еще, что траектория его, которую можно было рассчитывать по известным формулам, начиная с нынешней позиции, уводила тело так далеко от земной орбиты, что не только столкновение, но даже то, что можно было бы назвать сближением с источником опасности, становилось просто невозможным. Тему можно было закрывать, сообщив о таком повороте событий всем, кого это интересовало.
Однако те немногие уже известные нам люди, вообще занимавшиеся телом, пришли к выводу, что с этим торопиться никак не следовало.
Они при своей не очень большой опытности все же понимали: внезапный переход от, условно говоря, хаоса к порядку является столь же необъяснимым – или, точнее, пока еще не объясненным событием, как и переход от порядка к хаосу. Даже еще более необъяснимым. И это лишь усиливало их азарт – и желание не произносить вслух ни слова до той поры, когда он (так думал каждый из них о себе самом) не сможет обнародовать математически обоснованную и подкрепленную фактами теорию.
Сразу же – у каждого в отдельности – стали возникать предположения. Суммировать их можно, пожалуй, следующим образом.
Можно представить себе ситуацию, когда некоторые не идентифицированные пока силы, своим воздействием заставлявшие тело двигаться, опровергая наши прогнозы, на какое-то время совпали таким образом, что определяемая ими траектория совпала с расчетной. На какое-то время, вероятно. Такая возможность кажется более убедительной, чем предположение, что неопознанные силы вдруг из ничего возникли и в ничто же и ушли; такого, как известно, во Вселенной быть не может. Поэтому перед тем, как делать окончательные выводы и принимать решения, нужно выждать хотя бы два-три дня, и если новых нарушений не будет – признать, что наука в данном случае оказалась несостоятельной. А если нарушения возобновятся – продолжать поиски их источника или источников. И в этом духе проинформировать заинтересованные учреждения.
Возможно, так бы оно у ребят и получилось – если бы не давно известная истина касательно того, что человек предполагает, а решает кто-то другой.
В данном случае, если говорить о молодом Моргане Элиасе, вопрос решился тем, что закончился назначенный ему грант, и нужно было либо получить продление, дополнительные деньги, либо распрощаться с обсерваторией и искать другую возможность. Наверное, он так бы и поступил – если бы не уже четко сформировавшееся сознание того, что время запущено, идет отсчет и если не ухватиться за истину сейчас, то скорее всего этого не удастся сделать никому и никогда – причем это будет не самым большим несчастьем для людей.
Поэтому пришлось идти к доктору Грукоку, чтобы положить ему на стол если не готовую теорию, как мечталось, то, во всяком случае, результаты наблюдений и сделанные выводы, которые – в этом вся беда – еще нуждались в подтверждении.
После собеседования, продолжавшегося более часа, астроном срочно пригласил к себе нескольких наиболее уважаемых коллег, и произошло нечто вроде обсуждения.
Вступительное слово принадлежало, разумеется, самому Грукоку, которому пришлось рассказать – после предупреждения о совершенной конфиденциальности темы – о недавнем ленче с участием высокопоставленных военных.
После неизбежной паузы, вызванной потребностью каждого осмыслить услышанное, как и увиденное на фотографиях и на дисплее
– Скажите, коллега, – заговорил один из участников разговора, обращаясь все же к Грукоку, а не к ассистенту, – а вам не кажется, что военные, предполагая искусственное происхождение тела, оказались ближе всех к истине?
– Полагаю, что такая гипотеза имеет право на существование. Но ее как раз проверить достаточно просто – в принципе, да и не только в принципе. Как мне намекнули – однако это еще более конфиденциально, – к телу будет послан корабль именно для установления природы объекта.
Глава шестая
1
В небольшой стране, что между Китаем и Россией, и председателя, и президента встретили по наивысшему обряду: с коврами, почетным караулом, дипломатическим корпусом и всем прочим, что полагалось по протоколу. Никого это не удивило: отношения между двумя странами вот уже два с лишним десятка лет считались хорошими – да и на самом деле были такими. Существовало, конечно, неизбежное соперничество в нескольких направлениях сразу; но решение вопроса о том, кто из братьев старше, был по умолчанию отложен до неопределенного будущего – до греческих календ, как сказал бы любитель античных оборотов речи. Одним словом, все вроде бы выглядело как и всегда: благополучно. И только в узком кругу государственных деятелей с обеих сторон было известно, что существовало немаловажное различие между этой встречей и предыдущими. И заключалось оно в том, что если раньше на долю глав государств оставалось, по сути, лишь торжественное подписание документов, чьи тексты были согласованы заранее профессионалами – дипломатами, военными, экономистами, – то на сей раз единого, втихомолку одобренного обеими сторонами текста просто не было, а были проекты с обеих сторон, увязать которые до последнего мгновения так и не удалось: слишком серьезными оставались разногласия. Так что на этот раз переговорам следовало быть именно переговорами, а не одним лишь театральным действом. И хотя неизбежные улыбки и объятия при встрече выглядели со стороны точно так же, как и два года тому назад, во время предыдущего саммита, однако серьезный, с глазу на глаз, разговор глав двух государств, состоявшийся – без рекламы, журналистов и прочей помпы – уже через несколько часов после официальной встречи у самолета и не дожидаясь торжественного приема – разговор этот, не выходя за рамки приличия, оказался все же непривычно напряженным.
Причина была достаточно серьезной: если еще не так давно стороны как бы выработали единое отношение к предстоявшему Соглашению и созываемой для его заключения Конференции, то теперь картина явно нарушилась. Это стало ясно уже после первого же обмена репликами на этой закрытой встрече, первый час которой прошел даже без участия официальных переводчиков. Оба участника могли свободно изъясняться на двух языках: русском и английском (здесь преимущество было у китайца, получившего образование, кроме отечественного, еще и в Кембридже – в молодые годы еще, когда отец его был первым секретарем посольства в Лондоне). На этот раз беседа началась именно на английском – и это сразу же было правильно воспринято русским как выражение некоторого неудовольствия.
– Я предполагал, – сказал (после приветствий и улыбок) председатель, – что наши отношения, в особенности во всем, что касается Соглашения, происходят в условиях полной откровенности.
– Мне неизвестно, – ответил президент России, – о том, что это условие нарушалось, во всяком случае – с нашей стороны.
– Тем не менее – даже и сейчас мы не располагаем никакими сообщениями с вашей стороны, которые относились бы к известной вам угрозе. Между тем ее возникновение – как вы отлично понимаете – заставляет заново пересмотреть наши взгляды на Соглашение.