Тело угрозы
Шрифт:
– Мы будем в Москве через…
– Разве я сказал что-то о Москве? Говорить буду прямо отсюда. А дома к нашему возвращению вызвать ко мне…
Он протянул помощнику составленный уже списочек.
– Прямо из Внукова поедем в Кремль. И так уже сколько часов бездействуем. Пора и поработать.
Он кивнул:
– Иди. Выполняй.
И на несколько минут расслабился в кресле, чувствуя, как медленно спадает донимавшее его все последние дни и часы напряжение.
4
– Пожалуй, долго нам так не протянуть, – глубокомысленно изрек Минич, вернувшись после очередной эвакуации мусора. – Ну ладно, до холодов еще докукуем, не подохнем. А тогда? Все равно придется вылезать на свет. И потом – ну не могу я так коптить небо, ничего не делая. Опять сорвусь, чего доброго. А время идет, и – ни звука ниоткуда. Не пойму: что они – так и решили тихо дожидаться жареного петуха? Ну, я понимаю – если бы установили, допустим, что угрозы нет, оно пролетит мимо без всяких последствий, но уж тогда обязательно появилось бы что-нибудь – в печати или в эфире. Но ведь ни слова! А Хасмоней уж не пропустил бы и намека: старый волк. Нет! Пусто! Тишина!
Джина на его речь отреагировала спокойно: уже привыкла. Поняла, что таким путем человек выпускает лишнюю энергию, которую больше девать некуда. Ворчит – и пусть ворчит. У каждого свои недостатки.
– Да и погода еще, – продолжал он, приняв молчание женщины за разрешение беспрепятственно продолжать апеллировать к судьбе. – Опять ничего не увидеть будет… А надо ее найти! Необходимо! Иначе…
– Ничего, – наконец откликнулась она, даже не уяснив как следует, что еще ему не нравится. – Все устроится. Надо потерпеть.
– А оно там – потерпит?
И он ткнул пальцем куда-то вверх, имея в виду, как она поняла, не начальство и не Господа, а все то же проклятущее тело.
– Что там твои космические каналы говорят по этому поводу?
Но она не стала отвечать – видно, задумалась над чем-то, для нее сейчас более важным. А что, собственно, могло оказаться еще более важным? Ну, не случайный же обмен взглядами с незнакомым человеком! А хотя – кто их может понять, женщин, если они и сами себя не понимают?
Прошла уже неделя с лишним после их состоявшегося побега.
Тогда, скрывшись от якобы санитаров, они долго бежали, никуда, собственно, не направляясь, стремясь лишь увеличить расстояние, отделявшее их от недоброжелателей – только такими могли быть, по мнению беглецов, преследовавшие их люди. А когда замедлили наконец шаг – не потому, чтобы поверили в свою безопасность, но просто сил не осталось для бега, – Джина не удержалась, чтобы не спросить с отчаянием в голосе:
– Ну что мы кому такого сделали, что за нами все гонятся? Зачем?
Минич ответил не сразу:
– Я ведь говорил уже: наверное, это из-за меня. Слишком много знаю…
– Что тебе известно такое, из-за чего…
– То же, что и тебе – сейчас. Тело. Угроза. Раз за столько времени никто не заговорил об этом громко – значит кому-то интересно держать это в тайне. А я могу эту секретность нарушить.
Джина невольно усмехнулась – хотя у нее и в мыслях не было обидеть его.
– Как же? Станешь на перекрестке и будешь громко кричать: «Люди, вам на головы скоро обрушится небесное тело!»? Через полчаса очутишься в дурдоме – если действительно власти не хотят оглашения.
– Как – не знаю, – признался он. – Ладно, сейчас не до этого. Куда мы пойдем?
Самое время пришло – всерьез подумать об этом. Да и ноги, отвыкшие от такой нагрузки, требовали отдыха, расслабления – хоть на небольшое время.
– Постой. Куда это мы забрались?
– Почему «забрались»? Мы еще в пределах Садового кольца. Еще несколько шагов – и окажемся на магистрали. Погоди, я вроде бы определился. Да, точно. Бывал тут не раз. Тут рядом – Арбат, Смоленка… Людные места. Не пойму только, хорошо это для нас или плохо? Ближайший вокзал – Киевский… Только сейчас все равно электричек нет – до шести и не будет наверняка.
– Вспомнил о нашем плане? Уехать за сто километров?
– Почему-то он мне разонравился. Слишком лежит на поверхности.
– Согласна. А что еще можно придумать?
– Сворачиваем направо. Тут должен быть такой пятачок – со скамейками. Передохнем.
Джина послушно последовала за ним. И в самом деле – маленький скверик был пуст, и скамейки приглашали к отдыху.
– Теперь и я узнала, – сказала Джина. – Вот это – резиденция американского посла, верно? Спасо-хаус.
– Она самая. В пору пожалеть, что мы не американские граждане.
– Вот уж нет. Сядем здесь?
– Дойдем вон до той. Там вроде бы потемнее.
Дошли. Уселись, с облегчением вытянув гудевшие ноги.
– Теперь давай думать, – сказал он. – Хотя у нас даже не то чтобы не было выбора – нам и выбирать-то не из чего. За нами теперь гонятся самое малое три…
Минич запнулся, подыскивая слово.
– Три своры, – помогла Джина. – Которые о нас знают, надо полагать, все. И если мы им действительно нужны, то нас ждут по всем трем адресам.
– Постой, Джина. Давай разберемся. Это ведь за мной гонятся. К тебе никаких претензий быть не может. Зачем же тебе бедствовать со мною? Может, тебе лучше вернуться – ну, хотя бы туда, где нас захватили?
Она покачала головой:
– Ты забыл: тогда ведь приехали именно за мной. Вернусь – и завтра же снова окажусь у моего больного. Только на сей раз стеречь будут лучше.
– Ну, в конце концов, пусть так – что плохого? Тепло, светло, сытно, да к тому же еще и денежно…
– Это надо понять так: я тебе надоела. Да?
– Женская логика, – сказал Минич высокомерно.
– Да или нет?
– Да глупости! Я ведь хочу, чтобы тебе было лучше!
– Мне – или тебе самому?
– Мне лучше, когда ты поблизости, – откровенно сознался Минич.