Тело угрозы
Шрифт:
Теперь уже Джине пришлось отрывать его от инструмента. Оказалось, что чуть ли не целый час он смотрел – явный симптом того, что и он этой болезни был подвержен. А когда он оторвался наконец и потер уставшие глаза, она сказала только:
– Ну?
Он же ответил – столь же кратко и содержательно:
– Да-а…
– Не углядел ничего особенного? Хотя – откуда тебе знать…
– Такое впечатление, словно опять впервые увидел мир… Особенного? Откуда мне знать?
– И правда, – сказала она. – А вот мне показалось…
– Что? – спросил он, потому что она смолкла на полуслове.
– Нет… может, почудилось. Но пока рано говорить; надо вернуться к Люциановым записям и не скользить по ним, а проштудировать всерьез. Тогда, может быть, станет понятнее… Давай установим камеру, и пусть снимает автоматом. Потом сравним – у него были снимки этой части. Тогда и увидим.
– Да что же тебя так смутило?
– Похоже – он вовсе не это тело имел в виду. Но у него там есть, если ты не забыл, раздел такой: «Нарушения конфигурации». Вот в нем и будем разбираться в первую очередь. А сейчас – хватит.
И в самом деле – пора была возвращаться в дом (все тем же путем – через кухонное окошко): на востоке посветлело, а люди в таких местах не спят допоздна и поднимаются с зарей – если, конечно, не пересидели накануне за бутылкой снадобья домашней выделки.
– Да, время, – согласился он. – И проблемы. Ладно, на завтрак нам еще хватит.
– Тут ведь огород.
– Ни-ни. Разве что – если кто-то уже начал его обворовывать, тогда и мы сможем пользоваться понемногу. Иначе – первый же, кто придет проверить печати, заметит, начнет искать следы – и найдет.
Джина согласно кивнула. Как ни старайся, все равно какие-то признаки пребывания здесь людей обязательно остаются. Пусть малозаметные, такие, что не бросаются в глаза, – но они имеются. Другие могут много раз проходить мимо них, не замечая – до тех пор, пока не наткнутся на какой-то ясный, недвусмысленный, который сразу же заставит их мысли выстроиться в этом направлении, – и тогда все то, что только что не замечалось, сразу же начнет выстраиваться в неопровержимую логическую вереницу.
От вышки до окошка они добрались, даже чуть пригибаясь, хотя это, пожалуй, было уже явной перестраховкой. Влезли. Прежде чем снова затворить ставни и раму, Минич, вооружившись веником, свесился из проема и смел с завалинки невидимые сейчас, но скорее всего оставшиеся следы их ног. Сердито фыркал при этом. Джина утешила:
– Может быть, завтра уже сможем выйти открыто. Если тело проносит мимо.
Но сказала она это таким тоном – похоронным, как подумалось Миничу, – что он насторожился:
– Думаешь?..
Она слабо усмехнулась:
– Не обращай внимания. Это у меня с детства: всегда ожидать худшего варианта.
– А как твое ясновидение?
Джина медленно качнула головой.
– Трудно сказать… Во всяком случае, не воодушевляет…
Минич несколько раз прошелся по комнате из угла в угол. Сейчас, перед наступлением момента истины, он просто не мог оставаться в неподвижности: хотелось куда-то идти, бежать, что-то делать, что-то кому-то говорить, кричать, на худой конец – напиться, быть может… Впрочем, эта последняя мысль промелькнула как-то легко, без последствий.
– Не мельтеши, – попросила Джина. – Голова кружится от тебя.
Он неохотно остановился. Сжал губы, прежде чем сказать:
– Ну ладно. Что мы будем делать, если тело уходит, – ясно. А если расклад окажется другим?
Джина медленно подняла плечи. Опустила.
– Погибнем. Как и все другие.
– Глупо, – сказал он раздраженно. – Я не согласен. Если уж все равно конец, надо сопротивляться до последнего. Кричать во весь голос.
– Только покажись на людях. Успеешь ли крикнуть?
– Есть соображения, – сказал он. – Может быть, и успею. Только бы знать. Только бы поскорее узнать!..
– Поспим пока. Я валюсь с ног.
И в самом деле время пришло поспать. Но, начав уже раздеваться, Минич спохватился:
– Знаешь, пожалуй, так не пойдет. Сидеть тут голодными – вовсе не самое разумное. Схожу-ка я в магазин, вот что. Давай поищем тут емкость какую-нибудь – сумку, а лучше – рюкзак. С ним буду больше похож на туриста.
– Что-то не верится мне, – проговорила Джина с иронией в голосе, – чтобы здесь нашелся круглосуточный магазин. Ты все еще мыслишь по-столичному.
– Ошибаешься. Если я сейчас выйду, то пока отойду подальше – так же, как мы сюда шли, крюком, пока по дороге вернусь к деревне, уже не прячась, простым пешеходствующим горожанином, время уже подойдет к открытию: если не в семь, то уж в восемь лавочку наверняка отворят. Тут ведь есть магазин в деревне?
– Есть. Я однажды туда даже заходила. Нормальный для таких мест магазин – всего понемножку. Нужен хомут – купишь хомут, но и съестное тоже есть – без разносолов, конечно, но люди, как видишь, живут…
– На это и рассчитываю. Отоварюсь по максимуму – сколько смогу унести…
– Или – на сколько хватит денег.
– Кстати, как у нас с капустой?
– Какое-то время бедствовать не будем. Пока не проедим последний мой гонорар. Дальше – не знаю.
– Думаю, нас месяцами искать не будут. Найдутся другие дела. Кстати, если там найдется автомат – позвоню Хасмонею. Жаль, что из города не удалось.
Той ночью Минич, как и хотел, позвонил Хасмонею из автомата – раз и другой, и каждый раз никто не снимал трубки. Похоже, на ночь там телефон просто выключали из безобрывной розетки: Минич вспомнил, что у Хасмонея бывали нелады со сном, и он принимал меры, чтобы ночью никто не стал будить его звонком: уснуть после этого было для него невозможным. Но с утра, надо надеяться, он окажется доступным.
– Хорошо. А ты не боишься, что когда пойдешь назад – тебя заметят?
– А я назад и не пойду. Вперед. Пройду мимо поворота сюда, двинусь дальше по дороге, якобы к реке. И в удобный миг, когда никого не будет, сверну и сюда вернусь уже леском. Даже если и увидят, что путник сошел с тракта, ну и что же, значит, приспела надобность, мало ли… Постараюсь набрать столько, чтобы на неделю хватило, если не больше. Чтобы там не мельтешить. Иначе – начнут узнавать, а народ тут любопытный.
– Он везде такой. Ладно – наверное, ничего лучшего сейчас не придумать. Только прошу тебя – будь осторожен…