Телохранитель. Мы под запретом
Шрифт:
Эту больницу охраняют лучше, чем военную базу, но я продолжаю дышать и моргать в унисон со Светой, чтобы не пропустить ни единого атома, выпускаемого из ее легких. Даже волос с головы не упадет без письменного разрешения и моего пристального наблюдения.
И когда я вижу, как разливается по груди вода, округляя для меня очевидно аккуратную грудь с крупными сосками, проступающими ожогами на моей сетчатке, мозг отрубается. Не сказать, что я не догадывался о том, какая она идеальная, или что уверенная двоечка не проявлялась сквозь ткань футболок и не приковывала взгляд…конечно,
Но сейчас ведь прямое включение…
Я вожу взглядом и снимаю на воображаемую камеру, извращенно представляя картину дальше. Гребанный ублюдок рассматривает девочку, которая прямо сейчас в шоке и явно в панике, покрывается багровым румянцем и срывается на бег в ванную. И я снова веду по изящным ногам и стопорюсь на подтянутой заднице.
Ощущение жажды берет в плен мою глотку и разливает там лавой желание сорваться следом и прижать Свету к себе, чтобы впиться в манящие губы и насытиться ею вместо воды. Смахиваю извращенные мысли как упавшую на лицо паутину.
Идиот. Прижав руки к лицу, начинаю растирать пылающее лицо. Пиздец, накрывает. Я прислушиваюсь и не слышу ни плача, ни завываний. Это хороший знак, да? Или так себе? Подрываюсь с табурета и опускаю взгляд на стоящий колом член, и в этом столько ненависти к самому себе, что нее описать словами.
Схватив первый попавшийся халат, я медленно подхожу к закрытой двери уборной. Мне вскрыть ее —дело секунд, но я прижимаюсь горячим лбом к холодной поверхности пластиковой двери и выдыхаю сквозь судорожные попытки обхватить ручку и вырвать ее с корнем.
Но в этом вижу лишь свой конец нахождения рядом со Светой. А мне надо ее защитить. Я лучший. Я смогу найти ублюдка быстро и сломать ему все конечности за минуту. Получу особый вид наслаждения от этого.
Рука сильнее сжимает мягкий халат, и я притягиваю его к лицу рваными движениями, втягивая поглубже неповторимый аромат. А затем опускаю руку и вешаю за петлю на ручку. Все.
—Свет, ты в порядке? — голос звучит словно чужой. Меня ломает пополам, вырывая нервы совсем как дети вскрывают упаковки долгожданных подарков.
Ее положительный ответ слегка приглушает агонию, она звучит совсем как обычно. Вежливо и учтиво. Ничего в голосе не выдает отчаяние, может смущение — да, но не больше. Я прикрываю глаза, в которые сейчас насыпали песка, и стекаю по двери в сторону.
—Я принес халат, в твоих вещах не рылся. Выйду на минуту…
Не на минуту, а на гребанный час я покинул ее палату, усаживая вместо себя ночного компаньона. А сам срываюсь на улицу и просто начинаю метелить первое попавшееся дерево, сбивая руки в кровь. Этот пиздец становится бесконечным, пока кто-то из работников больницы не замечает мой бесполезный бой с деревом.
—Эй, парень, полегче…
Я резко разворачиваюсь, готовый вломить ему, но то всего лишь добродушный старик в белом халате. В нем я узнаю лора, который лечит… Свету. У него абонемент на мою защиту пожизненно.
По рукам стекает бардовая кровь, и я смахиваю крупные капли на пол, щедро орошая идеальную плитку возле больницы. Я отказываюсь от медицинской
Глава 15
СВЕТА
Я сижу с его напарником час. Сижу и дрожу, потому что я понятия не имею, как на такое реагировать. Спустя бесконечный час Женя возвращается, не глядя на меня вообще, бросает скупо что-то сменнику, тот молча встает и уходит. Я же с жадностью смотрю на напряженную спину, подрагивающую от простых движений. А потом мой взгляд цепляется за сбитые в кровь костяшки обеих рук, и становится совсем жутко.
Дыхание перехватывает, но он продолжает перебирать какие-то бумаги, листает смартфон, а затем идет налить себе воды. Крупные пальцы обхватывают стакан, и я снова напарываюсь на эти уродливые раны. На каждом пальце они, и, кажется, продолжает течь кровь. Когда Женя переводит на меня нечитаемый взгляд, больше отдающий арктическим холодом, я не тушуюсь и не скрываю своего внимания.
—Что случилось? — тут же поджимаю губы и кусаю их с внутренней стороны, ощущая разливающийся во рту привкус металла.
Женя молча кладет стакан на стол, опускает голову и тяжело выдыхает, стуча искалеченными пальцами по поверхности больничного атрибута мебели. Медленно поворачивает голову в мою сторону и смотрит поверхностно то на мое лицо, то на пол, снова на меня, снова на пол.
—В порядке все, — звучит хриплый ответ, а затем все возвращается в исходное русло. Он садится на жесткий стул, втыкая в телефон, а я, покрываясь коркой льда от его Невнимания к себе, вперяюсь воспалёнными от невыплаканных слез глазами в белую стену.
Изнутри упорно скребет сожаление, а еще хочется подойти и подуть на мужские руки, обработать и перевязать. Держать их и гладить, успокаивая своей нежностью.
Но раз все в порядке, то зачем мне навязываться? Я глушу истерику, готовую вырваться из груди и отворачиваюсь спиной к телохранителю. Наше почти отсутствующее общение вообще сходит на нет. Буквально.
А через два дня меня выписывают, и я рада этому факту, как ничему в своей жизни на данный момент. Большую часть времени я провожу в своей комнате, потому что не хочу никуда ездить или выходить. Все списывается на мое слабое состояние после ангины, но неприглядная истина в том, что я просто хочу порыдать в подушку по уважительной причине без лишних на то свидетелей.
Однажды вечером ко мне заходит мама и застает несменно красные глаза. Ее обмануть не получится никогда, но может не мне.
—Светуль, — она улыбается, садится на кровь и мягко касается моих ног, укрытых мягким пушистым одеялом. —А может мы с тобой поболтаем или фильм посмотрим? Давно время вместе не проводили…
—Давай, — соглашаюсь, и мы спускаемся в наш кинотеатр. Наверное, я бы может что-то заподозрила, если бы могла адекватно мыслить в тот момент.
Стоило бы подумать раньше, однозначно. Не просто просмотр фильма, не просто…