Телохранитель. Мы под запретом
Шрифт:
Обычно веселые посиделки со Славой сейчас таковыми не являются. Разговор упрямо не клеится, и мне так жаль, но перекроить себя не могу и скрывать свои чувства тоже.
—Так, мне кажется, тебе надо отдохнуть. Ты помнишь про мой ДР? А? Бесстыдница? Подарок мне купила? Я хочу яхту и на Лазурный берег.
—А по носу не хочешь? — пытаюсь поддержать легкий юморной флер нашей и без того унылой беседы. Унылой из-за меня. —Конечно, помню. Конечно, буду.
Мы сидим еще минут двадцать, а потом я встаю и очень боюсь повернуться в сторону Жени.
Но когда мое
Мне становится от этого чуточку легче. По крайней мере, петля на шее больше не давит так сильно.
Глава 9
СВЕТА
В тот день я не говорю ему больше ни слова, а на следующий меня косит внезапная сильная простуда, но мне кажется, это больше психологическое. Что-то по принципу, если ты не хочешь куда-то идти или что-то делать, твой организм как бы помогает тебе в этом, дает причину остановиться.
И я остаюсь дома под неусыпным контролем матери, она хлопочет вокруг меня как вокруг маленького дитя, и я сразу ощущаю себя ребенком. Неосознанно погружаясь в те моменты, как болела ангиной в садике, в школе, а теперь и в университете. Может и стоило вырезать ненавистные гланды, чтобы проблем лишних не было. Не знаю…
—Милая, ну где же ты так опять? — она нежно гадит меня по голове и проверяет лоб. Я чувствую, что горю, и меня начинает тошнить. При высокой температуре так всегда. Вот такая нестандартная реакция на гадость в организме.
—Не знаю, мам, может в универе подхватила.
Прикрыв глаза, очень хочу поскорее упасть в сон, чтобы не думать больше ни о чем, да и чтобы головная боль хоть на чуть-чуть прекратила свой безумной бег вперед, наращивая полноту ощущений. Я чувствую, как мама измеряет температуру, как прикладывает ко лбу что-то холодное, как говорит с отцом по телефону, и ее голос звучит волнительно. Все это я слышу, но нахожусь как будто в пограничном состоянии.
Горло нещадно жжет, и сил пошевелить даже пальцем нет.
—Жень, я не знаю, надо вызывать скорую, смотри, она вообще не реагирует.
—Сюда долго ехать будут, сами быстрее управимся, — сквозь вату слышу низкий и до боли знкомый голос.
Меня подхватывают и крепко прижимают к чему-то твердому. Голова упирается в мягкую ткань, но я по-прежнему сплю. Или не сплю, но что тогда происходит? Очень сильно хочу проснуться, но меня погружает все глубже куда-то на самое дно, откуда я вижу только слабое свечение поверхности. Даже дышится тут с трудом, еще бы, ведь я окружена водой.
—Почему ты мне не позвонила сразу, Вася?! — начинаю различать голос отца, он злится, даже не так. Он скорее в ярости, и последняя плещется на все вокруг, выливаясь огненной лавой.
—Прекрати кричать!
А потом все затухает, и я снова уплываю туда, где очень хорошо и легко, спокойно и ничего больше не болит. В следующее пробуждение возле моей кровати в позе «зю» сидит отец, склонив голову набок, мирно посапывая. Поодаль на кушетке дремлет мама, прижав колени к груди.
Что
Безумное, ошалелое сердцебиение стучит где-то в горле, когда я поворачиваю голову и смотрю на кровавую надпись на белой стене. Бам. Удар по голове приходится ровно по темечку.
Девственно белая стена изуродована набором цифр. Я смотрю на него и думаю. Думаю. Думаю. В голове активно вращаются шестеренки, но ответ пока не приходит. Не вынь да положь.
Чертов псих. Он конченный псих!
1.3 7.4 2.4 2.1 4.3 5.1 1.1 1.3 3.4 3.1 1.3 1.1 3.2
Ощущая, как по спине начинает медленно катиться, пот, я дышу рвано и поверхностно. Выхватываю спасительный кислород, будто бы у меня его крадут. Мои глаза продолжают скользить по цифрам, а в голове я раскладываю таблицу с алфавитом. По четыре буквы в секции, делю все буквы на четыре и умещаю в импровизированные таблицы.
Цифры и буквы сливаются воедино, пока я не складываю в голове слово.
«Выздоравливай».
Ужас затапливает с головой, я начинаю кричать, и одновременно с этим по щекам льются слезы. В палату сразу врываются. Женя, медсестры, мать подскакивает на месте, отец просыпается. Они видят все то, что вижу я, только мою голову сейчас накрывают бережные объятия матери.
—Как это случилось, мать вашу?! Что это такое? Женя?!
Наверное, я окончательно подхожу к краю. Но мне так страшно, что уже все равно на то, что подумают люди. В каком состоянии меня увидят и прочее-прочее.
—Цифровой шифр, — шепчу как безумная. —Он разбил алфавит на секции по четыре буквы. В каждой секции буква имеет свой порядковый номер соответственно. Всего восемь секций, первая цифра после пробелов порядковый номер секции, а буквы внутри секции тоже делятся на один, два, три, четыре. Выздоравливай. Он написал ВЫЗДОРАВЛИВАЙ.
Женя в два шага оказывается у стены, ведет пальцем и принюхивается:
—Это краска.
Это должно меня успокоить? Или что?
Мама крепко держит меня в объятиях, пока отец яростно отчитывает моего телохранителя, и только я понимаю, что устала от всего, устала и хочу наконец-то вернуться в ту жизнь, что была у меня до сталкера. До бесконечных посланий, до слежки, до ужаса, что не покидает тело.
Мои заплаканные глаза фиксируют напряженно-взбешенное выражение лица Жени. Он смотрит на меня, я на него, и что-то в его плещущемся океане не дает мне потерять себя. Я словно держусь за соломинку, продолжая заливаться горькими слезами всех и вся.
—Из палаты не выходи, — грубо бросает отец Жене. — Поднять записи камер, мать вашу, я вас тут всех уничтожу, если с головы моей дочери упадет хоть волос. Дожились, блять, в палате трое, а какой-то уебок оставил послание моей дочери! Всех нахуй порву на лоскуты.