Телохранитель. Мы под запретом
Шрифт:
Скажи «нет»! Нет! Нет! Внутренности закипают, пока я жду ответа, находясь в пяти метрах от них. Когда Мекс с самодовольной улыбкой, глядя на меня, берет ее за руку, я хочу оторвать ему голову, чтобы он вообще не мог лыбу тянуть. Никогда. И руки с корнем ликвидировать, чтобы не прикасался к ней.
Нахуй.
Первый порыв— устроить это ему прямо сейчас, запретить, я даже дергаюсь импульсивно в сторону танцопола, а потом сам себя оглушаю реальностью: какого черта? Ты не можешь ей запретить, ты сам от нее отказался. Ты ведь понимаешь это, больной ты на голову мудак?
Торможу
Теперь дыши ровно и не смей устраивать скандал. В какой-то момент рядом падает дочь Агеева, запыхавшись, но не прекращая излучать веселье с парами спирта.
Кулаки все еще сжимаются, на что Ася хмыкает, а затем придвигается ко мне ближе, начиная вещать:
—Слушай, друг мой сердечный. Я все понимаю, но ты у нас наглый оказывается до пиздецов. А я думала, что сама наглая, да куда там. Вот смотри на нее. Красивая девочка, да?
Молчу, лишь челюсть играет, ходуном идет. Мне от бессилия скулы сводит, я разрываюсь сейчас противоречий. Встать и вломить ему и сидеть на месте, потому что какого хера? Ну вот какого? Танцует он с ней почти целомудренно, но это не аргумент! Особенно, если лапищи на ее талии!
—Ну ты можешь и молчать, конечно, а я продолжу, с твоего разрешения. Во мне уже две бутылки, и это развязывает храбрость. Тем более, если учесть, что через какой-то час придет мой грозный муж и заберет пьяную жену домой. Так вот: если ты сейчас проебешь свой шанс, она выйдет замуж вот за такого Бога Мекса, и кстати, вариант очень неплох, он в одной группе специального назначения с Бодей, мне Янка вот только что рассказывала, пацан хоть и нагловато-пошлый, но неплохой, упакованный, батя у него генерал. Мажорик, но не отбитый. Так вот она сейчас просто потанцует с ними, а он уже все себе в мозгах раскинет. Теперь внимание, вопрос знатокам: хер ли ты тут сопли жуешь и ее мучаешь? Или да, или нахер с пляжа и не мешай моей девочке устраивать личную жизнь. Я ее как дочь отца-цербера понимаю, и всеми фибрами души хочу й только счастья. Прямо сейчас. Решай. Рука у него, кстати, сползает на поясницу. Мммм, до задницы сантиметров пять, телохранитель, — последнее шепчет мне так тихо, но кажется, что только это я расслышал исключительно четко. Сжимаю руки в кулаки сильнее, уже слышится хруст, пока в крови начинается закипание, воспламеняющее меня изнутри синим пламенем.
Срывает клему, зрение начинает плыть и отдавать красным, словно передо мной тряпкой маячат, вызывая максимальный уровень гнева. Пробуждая. Самые главные страхи, где она становится чужой женой, где она дарит ласку другому, где рожает детей от другого, где старится с другим, а я так и остаюсь на затворках жизни наблюдать за ней и не смея даже пальцем провести по волосам.
Встаю резко, толкая от себя стол, ногами упираюсь в уголок, но эта боль вообще ничто по сравнению с тем, что нарисовало себе мое больное воображение от слов Агеевой. Умеет девка вырвать нервы и заставить искрить их. Одним махом, блять! Раз-два и пожар! Спасибо!
Подхожу как на шарнирах к Свете, мягко обхватывая руку, что до того сжималась грязными лапами, и толкаю на себя, уводя в сторону выхода. Ибо нехер!
Глава 27
СВЕТА
Я
Да, Мекс проявляет ко мне внимание, и это немного непривычно, чтобы вот так нахрапом, но в конце концов, я свободна? Свободна! Ко мне любой имеет право подойти и познакомиться, это законом не запрещено. Даже моему телохранителю нельзя вести себя как Отелло, собственно, если он сам от меня отказался.
Я не позволяю себе ничего такого, вообще ничего, просто общаюсь с новым человеком, как общалась бы с любым на его месте, будь мы за одним столом и в одной компании.
Кусая губы, я сжимаю руку на бедре Жени, надеясь, что он не бросится на бедного парня с кулаками. А виноват лишь только в том, что хочется мне кушать!
Мой румянец с щек не сходит, а нервная улыбка рисуется на лице каждую минуту, когда у парней происходит словесный пинг-понг. Если бы взглядом можно было убить, кто-то точно сейчас валялся бы замертво.
Истрепанное сердце заходится как сумасшедшее от всех событий этим вечером, я пытаюсь держаться, но конечности подводят меня от такого близкого контакта с Женей. И вот почему я так радостно иду танцевать, совершенно этого на самом деле не желая. Мне просто нужен кислород, который у меня в присутствии телохранителя выкачивают насильно из организма.
Едва перебирая ногами, иду к Асе и Яне, которые уже там веселятся.
—Свет, он сейчас начнет изрыгать языки пламени, — шипит мне в ухо Агеева, запыхавшись от активных движений.
—Дааа, я в шоке, если честно. Таким я Женю вообще никогда не видела, мне казалось, что он спокойный как удав. Ну в отличие от Саши, он был всегда удавом, —Яна хмурится и поджимает губы, ища глазами мужа. Находит, улыбается и кивает ему, мол, все в порядке. Пока тот стоит с Мексом, о чем-то активно беседует.
Я еще раз бросаю взгляд на него и понимаю, что не екает, хотя он и правда симпатичный, с юмором, и очевидно, я ему «зашла», раз уж так активно он врубает режим завоевания.
—Сестрица, ты там сильно не брыкайся, тебе можно?
—Ооо синдром Исаева врубился? Я беременная, а не больная, Ась.
Мы продолжаем танцевать под такую себе музыку. Слава опять со своей девушкой, которая ни в какую не хочет с нами общаться. Вот как будто мы ей не нравимся, и они все время отдельно. С одной стороны это мило, как два голубка, но с другой…это странно, разве нет?
Мой друг оборачивается и улыбается мне, обхватив свою девушку. Мдааа. Что у них там происходит? Киваю ему и бегло улыбаюсь, когда слышу за спиной.
—Девушка, красавица, вы мне очень нравитесь, давайте танцевать.
Ася и Яна, видя Мекса, улыбаются и чуть отходят в сторону, оставляя нас наедине. Вот только это очень плохая идея, если принять во внимание реакцию Жени на просто йразговор.
—Я не думаю…
—Слушай, ты мне правда понравилась, но мне уже Яна с Богданом все обрисовали, так что я помочь хочу. Сейчас твоего Кая оживим. Если ыт хочешь, конечно, — он подмигивает мне и тянет улыбку как Гринч из знаменитого мультика.
Я хмыкаю и опускаю взгляд на тянущиеся ко мне руки.
—Давай, кукла, сделаем ему темную.