Телохранитель
Шрифт:
Теперь перед ней стоял еще более сложный вопрос — кем же она стала в результате, лишившись красивого лица и скрыв тело под мешковатой одеждой? Получилось некое запуганное до смерти существо, не умеющее и не привыкшее делать ничего полезного, потерявшее способность общаться с людьми и не знающее, как с этим справиться. Когда она была прежней Алессандрой, то знала, как ответить на заявление: «Я умираю от желания трахнуть вас». Хотя ей никогда не говорили об этом в столь грубой форме, однако были и иные способы показать специфический интерес к женщине, и она достаточно часто ощущала направленное на нее желание, обычно проявлявшееся в языке жестов, в мимике, а не в словах. В свою бытность Алессандрой она могла разрядить ситуацию одним взглядом или движением, но в образе Элис Плоткин просто не знала, как на это реагировать. Прежде всего ей было непонятно, как интерпретировать такую декларацию. Действительно ли Гарри имел в виду то, что сказал, или под этим крылось нечто иное? Возможно, его слова надо было несколько переиначить: «О, вы так непривлекательны, что на вас не польстится ни один мужчина. Поэтому я воспользуюсь ситуацией и сделаю вид, что желаю вас. Не исключено, что мне удастся уложить вас с собой в постель, а потом я буду посмеиваться над этим эпизодом».
А возможно, он хотел ее подбодрить таким странным способом, и тогда его откровенность означала совсем другое: «Я скажу ей это, чтобы она чувствовала себя чуть увереннее. Она не станет меня отталкивать, а уж если дело дойдет до постели, то я позабочусь выключить свет».
— Послушайте, Элли, я не собирался морочить вам голову тогда, в машине, — произнес Гарри. — Это вполне серьезно.
Только тут Алессандра осознала, что послушно следует за ним и они уже стоят в одной из очередей, ведущих к стойке, ожидая своей обычной каждодневной порции несъедобной пищи.
Она невидящим взглядом уставилась в меню.
— Вы ждали от меня правды и честности, — продолжал Гарри. — Я и хотел быть с вами честным. — Он пожал плечами. — Но как это обычно со мной бывает, я зашел слишком далеко. Некоторых вещей не стоит произносить вслух.
— Даже не знаю, что ответить, — призналась Алессандра. — Говорить с мужчинами легко, когда ты красива, но теперь…
Гарри посмотрел на ее неузнаваемое, ставшее менее броским лицо. Его темно-карие глаза были серьезными, а взгляд напряженным. Казалось, толпа вокруг них перестала существовать. Он дотронулся до ее волос, попытался заправить за ухо мягкую прядь.
— Эта прическа много проще, — сообщил он. Алессандра прикрыла глаза.
— Да, кажется, вы уже упоминали об этом.
— Но ведь я говорил только о волосах.
— И это тоже важно, учитывая, что оценку дает король скверной прически.
Она потянулась к нему и сняла с него бейсбольную кепочку. Его волосы, как всегда, стояли торчком.
Гарри пожал плечами и провел рукой по ее щеке — пальцы его были теплыми и слегка шершавыми.
— И все равно вы красивы, — сказал он тихо. — Даже слишком красивы. Это меня пугает, потому что, если кто-нибудь будет внимательно к вам приглядываться… — Он покачал головой.
И опять Алессандра не нашлась что ответить.
— Вы говорите так, потому что до смерти хотите меня трахнуть?
Гарри чуть не подавился смехом.
— О Господи, — пробормотал он, — мне следует следить за своей речью. Если уж вы употребили это слово, значит, я произношу его слишком часто.
— Не могу понять, чего вы добиваетесь.
— Если поймете, то непременно скажите. Мне бы тоже хотелось узнать об этом.
— Я надеюсь, мы станем друзьями, Гарри.
Алессандра произнесла эти слова, когда они проехали миль сто к западу от закусочной «У Микки Д.», где останавливались перекусить. Она смотрела на него очень пристально, будто опасалась, что он скажет «нет», откажется быть ее другом.
— А я думал, мы уже друзья. Надеюсь, вы простили мне то, что мы использовали вас как приманку, чтобы поймать Тротта?
Алессандра серьезно кивнула.
— Я прощу вас, если вы пообещаете, что этого больше не случится никогда.
Гарри протянул ей руку.
— Даю слово.
Тонкие пальцы скользнули в его руку, и, прежде чем отпустить, она слабо пожала ее, потом глубоко вздохнула.
— К тому, о чем вы говорили раньше… Сейчас мне было бы много легче, если бы мы с вами не осложняли наши непростые отношения, и я хотела бы…
— Я вполне взрослый человек, — ответил Гарри. — Вам не о чем беспокоиться. Впредь буду держать свои штаны застегнутыми на молнию.
— Хорошо, — сказала Алессандра.
— Хорошо, — отозвался он, пытаясь в то же время сообразить, почему исключение секса из их отношений такая уж хорошая вещь. Но уж если Элли захотела, чтобы было так, ему оставалось только согласиться.
Джордж тихо выругался и с отвращением выключил телевизор.
— Можешь представить, всю неделю, что я в больнице, нет бейсбольных матчей — не сезон. Не показывают ничего, кроме глупых ток-шоу и велосипедных гонок по грязи. Будто мне интересно смотреть на тринадцатилетних подростков. Если бы я этого хотел, то завел бы семью.
Ким подняла глаза от журнала.
— Ты скучаешь, бедняжка!
— Да, скучаю, страдаю, умираю и хочу выкурить сигарету.
Джорджу теперь не давали болеутоляющих, которые позволяли бесплотно парить над больничной койкой и собственным телом. Нога у него беспрестанно болела, ее дергало и жгло. А еще его тошнило от больничной еды и от медбрата Стэна, заходившего в палату в любое время дня и ночи, чтобы померить ему давление и проверить, не сползла ли повязка.
— Бедный Джордж! — Ким положила журнал и подалась вперед, одарив больного сочувственной улыбкой и предоставляя ему возможность свободно обозревать ее бюст.
Джордж ощутил укол совести. Она ведь была с ним так мила и нежна, проводила у его постели все отведенные для посещений часы уже целых три дня. Ким сняла комнату в мотеле поблизости от больницы, платя за нее больше, чем могла себе позволить, только чтобы быть рядом с ним. И все же каждый раз, бросая на нее взгляд, Джордж жалел, что это не Ники, которая даже не сочла нужным справиться о его здоровье по телефону.
— Я знаю, что надо делать, когда скучно, — сказала Ким с усмешкой. Она придвинула свой стул ближе к его кровати, и рука ее скользнула под легкое хлопчатобумажное одеяло.
Джордж ощутил на бедре прохладные пальцы. Его рука перехватила их до того, как они добрались до края его больничного халата.
— Двери палаты не запираются.
— И что?
— Только то, что они не запираются.
— В таком случае приключение становится еще более волнующим, — прошептала Ким. — Подумать только — в любую минуту сюда могут войти.
— Я того же мнения.
— Скучно не будет.
— Это хорошая мысль. Пожалуй, даже слишком.
Ким встала и опустила занавески вокруг кровати.