Тёмное пламя

Зима Ольга

Волк передохнул: отряхнулся, собрался. Он готов бежать дальше. Как только Бранна за шиворот не потряс?

— Ночью? Не поле-езем, — опять переворачиваясь на спину и зевая отвечает неблагой на немой вопрос Дея. — Около болота ночью не менее опасно, чем на болоте.

Мой Дей, он прав. Иногда он бывает прав, этот неторопливый ши, неблагой и некрасивый. Но… мне нравятся его неправильные острые ушки!

— Проще сразу на меч кинуться, хотя… твоя свобода в твоих руках.

Дей вздыхает, сжимает и разжимает кулаки, осознавая: без Бранна ему не обойтись, другого поручителя

не найти.

— Ты опять смотришь на небо. Словно ищешь там ответы.

— Если живешь по уши в грязи, это не значит, что нельзя любоваться звездами, — очень тихо говорит Бранн. — Что тебе еще интересно узнать, просто Дей, лакомство Трясины?

— Если у вас, неблагих, все можно… Почему голыми не ходите?

Бранн опять меланхолично смотрит вверх.

— Ты не думаешь, просто Дей. Или думаешь быстро, мысли вспархивают птицами и сразу улетают. Лови их за хвост, ты же хищник! Почему не ходим?

Дей рычит, но мирно. Ему интересен ответ, и он его дождется.

— Это может оскорбить кого-то, благой. Главное правило свободы — не навреди другим.

Бранн поворачивается к Дею и стрижет ушками.

— Вдобавок здесь слишком холодно, чтобы шастать нагишом! Еще вопросы?

Дей присаживается рядом, откидывает волосы за спину. Проводит ладонью, по сюрко, пытаясь стереть болотную грязь. Да, мой Дей. Без толку.

— И что та невеста в тебе нашла?

Ну ровно щенок, вцепившийся в ногу взрослого. Дей всегда серьезен, а с Бранном… ему интересно. Неблагой думает по-иному. Волк может говорить обо всем, спрашивать обо всем. На краткий миг принц Дей может быть просто Деем, обычным, совсем еще молодым любознательным ши, без вбитого старшими знания о мире, без титула и без серьезности, ему соответствующей, без ответственности, заставляющей выверять каждое действие и каждое слово, ответственности за всех, которая не исчезла, но словно бы приподнялась с его плеч.

— Да. Может, она смотрела глубже? — внимательно оглядывает его неблагой. Концы узких губ ползут вверх, кажется, шевелится кончик носа: — Не все тут озабочены наружной стороной вещей!

— Я не…

— Ты хорош, благой, — перебивает Бранн, но Дей не злится. — Иначе бы я за тебя не поручился. И хорош не столько внешне. Насмотрелся я, знаешь ли, на высших неблагих. Красивая оболочка, а пальцем ткни — гниль.

Мне нравится этот ши все больше и больше. Мой Дей хорош на заглядение, во что его ни одеть. А Бранн… Надень на неблагого церемониальное платье волчьего Дома — красивое, да — неблагой будет смотреться нелепо. А в своем странном наряде — пуговицы наискосок, ворот рубашки то ли поверх ворота куртки, то ли заменяет капюшон, одна пола длиннее другой — он смотрится неподдельно. Словно эта неправильная, вольная одежда отражает его суть.

Совсем стемнело. Костер горит ровно: Бранн подтаскивает дрова непонятно откуда, ведь кучка полешек не уменьшается. И еда у него неплохая. Но мне холодно…

Спасибо, что погладил, мой Дей. Утро и правда иногда мудренее вечера. Да, спи уже, торопыга. Послушай, наконец, старого ящера!

Глава 6. Окно и неблагая родня

— Наконец! — Дей падает плашмя на более сухой участок уже за краем болота. — Думал, эта топь никогда не закончится.

Мягкий, чуть влажный мох приветливо щекочет обветренную щеку. Мой волк, повернув голову, прихватывает пересохшими губами пару ягодок прошлогодней клюквы, которая сама просится в рот. Мы, пройдя по временной петле год обратным порядком, вернулись в раннюю весну.

Неблагой молчит, он уселся на корточки и старается дышать ровно. По его лицу, с опущенными вниз уголками длинных губ, не понять, о чем думает. То ли грустит о смерти волшебного существа, пусть и скверного характером, то ли печалится о расставании со своим болотом, то ли (поскольку в это время начинает отряхивать одежду), жалеет об испорченном платье.

— Ты говорил, нужно будет запереть калитки.

Да, мой Дей. Ты всегда помнишь о важном. Лучше вовремя обрубить концы, чем получить щупальцем в спину.

— А… запирай, не запирай, все одно, теперь это просто болото. Его незачем держать в узде.

— Навсегда? — уточняет Дей, усаживаясь и выливая воду из сапог.

— Навсегда… — Бранн уклончив. — Это слишком сильное слово.

— Насколько тогда?

— На тысячу лет. Может, — прикидывает что-то в уме, — чуть дольше. Пока люди, ши, фоморы… да и друиды… Все, живущие в трех мирах…

— Что?

— Не нагадят снова.

Дей смеется хрипло — это болото и правда похоже на нужник. Только вот Бранн слишком серьезен.

— Мыслями, словами, поступками, — продолжает он, теребя красную сережку. — Трясина ловит их все, скручивает, опускает на дно, даёт отстояться… И снова обретает душу. Безумную, хищную, но — душу. Болото не виновато — в нем нет ни добра, ни зла.

— Тогда поторопимся?

Ох, мой Дей! Вы оба мокрые, голодные и раненые. Хоть бы какой ручеек рядом, умыться и напиться. Бранн качает головой:

— У меня царапины, словом я залечу их за пару часов. Как быстро заживут твои ребра? До Хрустального моря путь неблизкий.

— Мои ребра не твоя забота! — фыркает Дей.

— От этого зависит, как скоро мы двинемся в путь. Останавливаться будет нельзя ни до, ни после, — поражается невежеству благого Бранн. — Так сколько?

Дей трогает бок, а потом — руку. Морщится.

— Недолго. Как обернусь, на ходу все срастется еще быстрее. Так поспешим?

— Подожди.

Бранн встает, приглаживает пегие встрепанные волосы, где-то черные, где-то светло-серые. Откидывает голову назад.

— Я еще не расшаркался при входе.

Бранн, что это? Как нехорошо. Как неприятно! В меня словно молния бьет. Волк щерится, чуть ли не шерсть поднимает. Тишина наступает такая, что я слышу падение капель воды. Потом стихают и они.

Держись, мой Дей! Ты тоже чуешь это?

Небо над нами застывает голубым льдом. Все вокруг замирает, словно мир стекленеет. Прямо передо мной зависла мушка — она не падает, хоть крылья ее перестали трепетать.

— Де-е-ей… — тяжелый, очень тяжелый выдох, который будто бы дробится, отражаясь от неподвижного воздуха. — Ты…