Темное сердце Лондона
Шрифт:
— Что это? — спросила Джоанна.
— Наш путь отсюда. — Теперь мой голос звучал уверенно и твёрдо. — На Тёмной Стороне немало таких уязвимых мест, если знаешь, где и как искать. Пошли. Мы уходим.
— Я не могу.
— Что?
— Я не могу сдвинуться с места!
Я посмотрел на неё. Она не шутила. Лицо её было белым, как череп, глаза — огромными, как у коровы на бойне. Она до боли вцепилась в мою руку.
— Я боюсь, Джон! Я их боюсь!!! Я не могу, не могу пошевелиться. Я даже дышать не могу. Я не могу думать!
Она была в панике, почти в истерике. Тёмная Сторона добралась-таки до неё. Мне приходилось такое видеть. Придётся действовать за двоих.
Я потащил Джоанну к приоткрытой двери, но ноги её не слушались, и женщина свалилась, неуклюже растянувшись на булыжной мостовой, увлекая меня за собой. Я оторвал от себя её руки, и она скорчилась на земле, сотрясаясь от беспомощных рыданий. Я посмотрел на открытую дверь, потом — на приближающихся Косильщиков. Дверь далеко, а они совсем близко. Мне не дотащить её. Но я ещё успею сбежать. Я смогу добежать до двери, распахнуть её, прыгнуть внутрь, захлопнуть её за собой и спастись. Но тогда я брошу Джоанну. Косильщики убьют её. Зверски убьют. Во-первых, потому что никогда не оставляют живых свидетелей, а во-вторых, чтобы припугнуть меня и остальных. Они уже и раньше так поступали. Эта женщина для меня — никто. Чёртова Джоанна Барретт, сплошные деньги и гордость, наглые манеры. Это она затащила меня на Тёмную Сторону, хоть я и не хотел сюда возвращаться. Она разжалобила меня историей про свою дурацкую пропавшую дочку. Я ничего ей не должен, ничего такого, за что стоило бы рисковать жизнью. Она не смогла бежать, упала — значит, сама виновата! Чтобы спастись, мне просто надо бросить её Косильщикам.
Я повернулся к двери в стене и перестал её держать. Дверь моментально захлопнулась, солнечный свет погас, и противный красноватый свет снова озарил переулок. Я встал над Джоанной и сжал кулаки. Да, она мне не подружка, даже не союзник, но она мой клиент. Я не раз попадал в трудные ситуации, но всегда старался не подводить своих клиентов. Мужчина должен иметь самоуважение.
Я отбросил остатки гордости и послал последний призыв о помощи. Немногие на Тёмной Стороне откликнулись бы, даже если бы его услышали, но Алекс мог услышать и попытаться что-нибудь предпринять. Как только я приоткрыл своё сознание, в него ворвались мысли Косильщиков, оглушительная какофония чужих несмолкающих голосов, совершенно нечеловеческих; они попытались заполнить мою голову, вытеснив мои собственные мысли. Пришлось снова закрыть сознание, иначе мне было бы несдобровать. Помощи я не дождусь, никто не явится спасать меня в последнюю минуту. Как всегда, я один-одинёшенек в бесконечной ночи. Один против врагов, которым на сей раз удалось взять меня за глотку.
Косильщики приблизились с двух сторон: шестеро — спереди, шестеро — сзади. Теперь, когда мне некуда было бежать, они не торопились. Они двигались бесшумно, как призраки или тени или как беспощадные мысли. Их гладкие «лица» были куда страшней любой самой зверской рожи. Их движения были отточены и абсолютно синхронны, их намерения были предельно ясны. Они не отличались грацией, и неудивительно: они ведь не были людьми.
Я поднял сжатые кулаки, готовясь к последней битве. Косильщики в ответ сделали то же самое. И только тут я заметил, что их длинные пальцы заканчиваются иглами для инъекций длиной в несколько дюймов. С тонких игл капала бледно-зелёная жидкость.
Это что-то новенькое, такого я раньше не видел! И я инстинктивно почувствовал: пока меня не было, правила игры изменились. Они не собирались меня убивать, во всяком случае на месте. Им требовалось только сделать мне укол, чтобы я отрубился, а потом перетащить… незнамо куда. К своему таинственному, никому не ведомому хозяину. Да, Эдди прав: это очень нехорошие люди!
Я готов был закричать. Мне даже не позволят умереть — пусть мучительно, но относительно быстро. Мои враги приготовили что-то медленное, изощрённое, придуманное специально для меня. Пытки, ужас, сумасшествие, что угодно! Возможно, они попытаются сделать меня одним из них, чтобы я исполнял их волю. Мне придётся говорить их словами, подчиняться их командам, а некая частичка моей души будет беспомощно стенать в вечной неволе и страдать от пытки, которая выше человеческого разумения. Лучше уж смерть!
И тут мой страх перешёл в ярость. К чёрту, к чёрту их всех!!! Раз нельзя сбежать, я буду сражаться. Заставлю их меня убить и тем самым лишу врагов удовольствия от одержанной победы. А если я смогу продержаться достаточно долго, то знает, может, найдётся выход из этой заварушки. Чудеса случаются даже на Тёмной Стороне.
Первый Косильщик подошёл совсем близко, и я ударил его в пустое лицо, вложив в удар всю свою силу. Мой кулак провалился внутрь его головы — на том месте, где у людей бывает нос, оказалась неестественно податливая плоть, и она растянулась, словно тесто. Кожа прилипла к моей руке, когда я дёрнул кулак обратно, а существо почти не шелохнулось. Я быстро развернулся на месте, раздавая удары остальным, столпившимся вокруг.
Они были проворными, но я всё же был проворней. Они были сильными, но мне помогало отчаяние. Я не подпускал их близко, совершая чудеса благодаря своей испепеляющей ярости, но бить их было всё равно что бить трупы. Их тела оказались настолько податливы, будто внутри совсем ничего не было… А может, там и вправду ничего не было. Может, эти существа были лишь сосудами для ненависти моих врагов. Безлицые твари принимали удары с полным безразличием и, пошатнувшись, тут же подставлялись под новые. Их руки тянулись ко мне со всех сторон, они снова и снова пытались достать меня своими иголками. В этих монстрах чувствовалось неиссякаемое упорство машин, а мне оставалось только двигаться, уворачиваться, но с каждым вдохом это становилось трудней.
Их иголки уже не раз порвали мой плащ, на котором появились зелёные пятна. Я схватил одного Косильщика и яростно швырнул о стену — такого удара хватило бы, чтобы переломать нормальному человеку кости, но этот урод лишь растёкся по стене, как игрушка-лизун, и тут же снова двинулся ко мне. Без лиц, без укоров совести, без голосов.
Драка с ними напоминала кошмарный сон. Я крикнул Джоанне, чтобы она бежала, пока они заняты мной, но женщина по-прежнему лежала на земле с отвисшей челюстью и смотрела на нас широко открытыми, совершенно бессмысленными глазами. Теперь все Косильщики сгрудились возле меня, а я уже сильно устал и замёрз.
Лучшее, что я мог сделать в такой ситуации, — это заставить их драться друг с другом, пусть уж лучше лупят друг друга, чем меня. Я продержался так долго только благодаря ярости и ужасу, но теперь мои силы подходили к концу. Я уж подумывал о том, как бы заставить их убить меня побыстрее, когда на сцене появился новый персонаж — и всё изменилось.
Косильщики одновременно повернули головы в одну и ту же сторону, тоже почувствовав чьё-то появление. Нечто новое возникло в переулке, куда более страшное и опасное, чем они сами. Они почуяли это, как хищник чует могучего соперника. На какое-то время Косильщики забыли про меня, и я с облегчением повалился на булыжники рядом с Джоанной. Моё сердце бешено колотилось о ребра, дыхание со свистом вырывалось изо рта. Джоанна обхватила меня обеими руками и уткнулась лицом в мою шею. Пока она, дрожа, прижималась ко мне, я с интересом наблюдал за дальнейшим развитием событий.
Косильщики, поворачивая головы слаженно и чётко, посмотрели сперва в одну сторону, потом в другую. Они были явно сбиты с толку. Нечто спутало их планы. И вдруг «лицо» одного из них изменилось. Там, где у обычного человека были бы глаза, появился красный разрез, из него полилась кровь. Существо неуверенно подняло пальцы с иглами к этому разрезу, словно хотело ощупать его, но некая тень пронеслась рядом, и кисть Косильщика, аккуратно отрезанная, отделилась от запястья и упала; из обрубка мощной струёй хлынула кровь.