Темный ангел
Шрифт:
– На всю ночь?
– Он был влюблен.
– О, не сомневаюсь, он был всецело занят ею – определенное время. Не сомневаюсь, он в самом деле встретился с ней на сеновале, как ты утверждаешь. Может, он и остался там – кто знает? Но в одном мы можем не сомневаться, Дженна провела там не все время. Ты сама видела ее вскоре после полуночи, когда она направлялась в комнату Джейн Канингхэм.
– Ох! – Констанца дернулась. – Да, видела. Я не подумала об этом. О Господи. – Она понурила голову.
Штерн подошел к ней и обнял.
– Констанца, – сказал он. – И даже это ничего не доказывает –
– Ты ведь сам в это не веришь, да? Я вижу.
– Нет, не верю. – Он развернул Констанцу лицом к себе. – Думаю, что доподлинно знаю все, что произошло той ночью, и предполагаю, ты тоже это знаешь. Но это больно, и ты не хочешь углубляться в эту тему.
– Окленд не мог мне соврать! – Глаза Констанцы наполнились слезами. – И, кроме того, его нет в живых. Разве ты не видишь, Монтегю, что раскапывание старых могил не приведет ни к чему хорошему. Мы должны подвести под всем этим черту, ты и я, начать все снова.
– Очень хорошо. Мы никогда больше не вернемся к этой теме.
Монтегю Штерн нагнулся, собираясь поцеловать ее. И в это мгновение зазвонил телефон. Он выпрямился с раздраженным и удивленным выражением лица. Сняв трубку, он прислушался.
Сначала Констанца не обратила внимания на этот звонок, который, как она предположила, касался его дел. Затем поведение Штерна – его изменившееся лицо, странные вопросы, которые он задавал, – встревожило ее. Она повернулась бросить взгляд на своего мужа. Подойдя поближе, она попыталась опознать голос – голос женщины. Когда Штерн положил трубку, она кинулась к нему.
– Это была Мод?
– Да.
– Ты ей давал этот номер?
– Нет. Должно быть, Гвен дала.
– Как она посмела звонить! – Констанца топнула ножкой. – Что случилось? В противном случае она бы не позвонила.
– Что-то случилось…
– И видно, это тебя не обрадовало, что бы там ни было! Это деньги? Или она заболела?
– Нет. – Повернувшись, Штерн опустился на диван. Он молчал.
Констанца, оцепенев, смотрела на мужа. Кинувшись к нему, она опустилась рядом с ним на колени и сжала его руки в своих.
– Ох, Монтегю, прости. Я такая глупая и ревнивая. В чем дело? Случилось что-то ужасное? Быстрее расскажи мне, а то я начинаю бояться.
– Случилось нечто странное.
– Плохое?
– Я не уверен.
– Это касается меня?
– Боюсь, что да.
– Расскажи мне.
– Как ни странно, – сказал он, – это имеет отношение к пещерам.
Часть шестая
ИСЦЕЛЕНИЕ
1
Когда я была ребенком, история выздоровления отца была моей любимой колыбельной сказкой. «Пожалуйста, – молила я мать, – расскажи мне ее еще раз». И Джейн соглашалась: она рассказывала мне о пещерах, о ее уверенности,
Не могу припомнить, сколько мне было лет, когда я догадалась, что имеется и другая версия этой истории, которую моя мать обычно опускала. Конечно, к двенадцати или тринадцати годам я поняла, что у людей было разное мнение по поводу выздоровления моего отца.
Внучатая тетя Мод, например, которой вообще была свойственна определенность во всем и вся, столь же недвусмысленно высказывалась и по этому поводу. Никаких полутонов: моя мать выходила отца и вернула ему здоровье. Она была добрым ангелом Окленда, объявляла тетя, она вырвала его из темного мира видений с помощью присущего ей спокойного, безо всякого драматизма здравого смысла, крутых яиц, свежего воздуха и доброго отношения.
Векстон, на которого, как на свидетеля, можно положиться больше, был склонен держать сторону Джейн: он старался не употреблять лексику епископальной церкви со словом «милосердие», чтобы не подкреплять им свои аргументы. С другой стороны, Стини целиком стоял за Констанцу. Констанца, как я выяснила, была рядом с Оклендом в тот день, когда он стал приходить в себя. Констанца, по словам Стини, стала тем темным ангелом, который встал между моим отцом и смертью. Мой дядя Стини получил классическое образование: в его красноречивой и выразительной версии Окленд уже переправлялся через Стикс. И чтобы вызволить душу из этих мест, утверждал Стини, нужна была куда большая и драматическая мощь, чем основанная просто на здравом смысле или даже любви: она включала в себя отвагу, хитрость, решимость и кураж. Все эти качества, доказывал Стини, были козырями Констанцы.
– Не сделай ошибки, – восклицал он после второй бутылки «Боллинджера», – Констанца потрясла его и вернула к жизни. Не знаю, как, но она это смогла!
Стини мог подмигивать при этих словах. Я не любила эти ужимки, они заставляли меня теряться. Конечно, я не раз просила Констанцу все объяснить, чего она, столь же неуклонно, никогда не делала. «Это все я, ну, и немного черной магии», – обычно говорила она, после чего меняла тему разговора.
В дневнике она оказалась далеко не так сдержанна. Передо мной разворачивались все подробности того, как Констанца производила воскрешение из мертвых. Из ее записей картина выздоровления моего отца возникала с такой ясностью, которая бывает только во сне: думаю, что у меня не было оснований сомневаться в ее подробностях. Верю я им и сейчас. Одно важно: Констанца и моя мать виделись с Оклендом в один и тот же день с разницей в несколько часов. Темный ангел или нет, но действовала Констанца стремительно. Через два дня после того, как она вписала в свой дневник те абзацы, которые только что прочитал Векстон, у нее появилась возможность действовать: Джейн уехала из Винтеркомба, чтобы провести день в Лондоне.