Тёмный Наследник. Солнечный ветер
Шрифт:
– Замечательно. Успокойся и ничего не бойся. Ты со мной и я с тобой. Мощь твоей сакральной волшбы укрепит и поддержит меня, а моё искусство станет твоим непробиваемым щитом в случае любой угрозы. Отбрось все страхи и сомнения, доверься мне.
Ваэртильгвен лучезарно улыбнулась. И добавила сухим и распорядительным деловым тоном.
– Становись в левую окружность, Фита. Очень-очень осторожно! Глефу держи вертикально двойным хватом на уровне груди. Нижним клинком упрись в пол. Да, вот так.
Сама хранительница
По залу пробежала еле заметная, но всё же отчётливо ощутимая вибрация.
– Сосредоточься!
Урфитея закрыла глаза и до побеления костяшек пальцев сжала древко глефы. Черты её лица заострились, застыв алебастровым слепком.
– Готова?
– Да!
Накопленная фигурой мощь, готовая вот-вот вырваться наружу, вызывала настолько мощные возмущения магического фона, что потоки Силы взвихрились круговертью, из ниоткуда задул сильный ветер, развевая полы одежд и волосы эльфиек.
– Держись! Я начинаю! – Голос Ваэртильгвен сорвался на крик.
Но, когда она начала нараспев декламировать заклинание, он был чист, спокоен, могуч и звонок, как шум полноводной реки:
– Ниртоэт реминадан фрааллуин аст каопам салвамдуэ…
Начерченные на полу линии ярко засветились белым и красным, яростно заалели руны и сигилы.
Колдовской ветер приобрёл ураганную силу, окружающее пространство буквально лопнуло, взорвавшись высвобожденной Силой.
Волшебница и жрица стоят прямо и непоколебимо, но по искажённой мимике их лиц ясно: им тяжко, и даже очень.
Одновременно Эрегинд (точнее тёмный дух, завладевший его телом), открыл глаза. Полыхнули свежепролитой кровью демонические очи, от постамента повеяло могильным холодом.
В тот же миг храмовый зал исчез. Эльфийки, постамент с демоном в обличье Эрегинда и магические фигуры зависли в пустой и холодной тьме, вне времени и пространства, но посреди взбесившихся рек Силы.
– Бариллотахт норекирри одеаллогал уккунноуру вапоссаим…
Демон оглушительно рассмеялся жутким злорадным смехом.
Прозрачный кристалл в изголовье, сперва налившись ровным светом, будто хрустальная люстра воссиял целым облаком слепящих бликов.
Тьма в испуге отпрянула.
Демон люто зарычал.
Гагатовый обелиск исторг лучи тёмного света, вступившего в противоборство с отблёскивающим сиянием кристалла.
Тьма и Свет смешались в серое сумеречное марево.
Высокий сильный напев чародейки звучал всё увереннее, а демон захлёбывался в рёве, нежданно сменившемся полной лютой злобы тирадой:
– Слабоумные остроухие шлюхи! Неужто всерьёз вознамерились одолеть МЕНЯ своей никчёмной волшбой? Ничего у вас не выйдет! А вот я покажу вам истинную магию! Искусство прорицания! Прекрасное, как пламя костра, и верное, будто остриё доброго клинка!
– Ты!
Испепеляющее-алые зеницы уставились прямо в глаза Ваэртильгвен, но чародейка приняла вызов и не отвела взор.
– Не доживёшь до рассвета и подохнешь с раскроенной глоткой в луже собственной крови, как свинья на скотобойне!
– А твоя подружка, – бес воззрился на Урфитею, – менее чем через год вместе с единственной дочерью падёт в бою от рук заклятых врагов.
– АХ-ХА-ХА-ХА-ХА!
От безумно-злорадного гогота порождения Тьмы, казалось, затряслись стены и своды храма.
– НЕ СЛУШАЙ ЕГО! ЭТО ЛОЖЬ! НАЧИНАЙ! СЕЙЧАС ЖЕ! – В голосе волшебницы проскользнули нотки отчаяния.
– Дастеиннел таораннаст иммегин аухиврул стерникке страннира ал валлюме ненниривальде. – Урфитея приступила к исполнению своей части партии.
– Гхушаррабаз ицукелоб яхшафин нагзор уш нагаррот агх нагзар гуракиду кимкош биж хун-хивак нагр…
Зловещая симфония демонейта, изначального языка демонов, мрачного и грубого наречия тёмных искусств, пропитанного ненавистью, злобой и неутомимой жаждой владычества над всем живым, раскатом грома всколыхнула эфир ритуала.
Свет и воспрянувшая Тьма закружились в убийственном танце, вновь порождая легионы сумерек.
– ДЕРЖИСЬ!!! – Крик Ваэртильгвен превратился в вой раненой волчицы.
Но отступать было поздно, оставалось лишь сражаться – до последней капли крови, не прося пощады, не на жизнь, а насмерть.
Лица чародейки и жрицы перекосились от боли и перенапряжения, они играли с огнём, пытаясь обуздать могучие потоки Силы. Подобная переоценка собственных способностей в девяти из десяти случаев оканчивалась смертью, и в одном – одержимостью.
Битва заклинательных песней ожесточалась с каждым ударом сердца. Чистому и могучему, исполненному праведного гнева напеву Ваэртильгвен и бескомпромиссным, неукротимым, словно буйство стихий, руладам Урфитеи противостоял холодный, жестокий, зычный и хриплый голос монстра, ревущий, подобно извергающемуся вулкану.
Демоническая тварь окончательно утратила эльфийское подобие: кожа посинела, лиловый язык почти вываливался из распахнувшегося звериным оскалом рта, волосы растрепались, а налитые кровью очи затмились и побагровели, угасая и роняя предательские слёзы.
Порождению Зла терять было нечего: погибнуть самому, забрав при этом с собой трёх перворожденных, судя по всему, казалось ему достойным исходом битвы, неумолимо приближавшейся к трагической для него развязке. Демон заметно ослабел, его инфернальная мощь таяла, как снег на солнце, а голос сорвался уродливой какофонией булькающего клёкота.