Тень Лучезарного
Шрифт:
– Тринадцать тысяч, – кивнул Лаурус и перевел взгляд на Казуса Тимпанума, княжича Аштарака. – Что у вас?
– Калтер Тимпанум, наш новый князь ранен, но жив, – ответил тот. – Погибла наша мать, Инсания. Дядя Ремотус. Его жена Инопия. Из наших десяти тысяч осталось восемь, то есть погибло две тысячи воинов. Но много раненых. Тяжелых – человек пятьсот. Ясно будет к утру.
– Веритас Краниум, последний принц Бабу, ранен, но в строю, – проговорила высокая и черноволосая женщина. – Занят ранеными. Погиб мой муж, – женщина запнулась и даже как будто качнулась, но сглотнула и продолжила: – Брат короля Бовес. Погиб второй брат короля – Вагус. Наши потери тоже две тысячи, но нас еще около восемнадцати. И тоже много раненых.
– Наши потери больше других, – с трудом выговаривая атерские слова, произнес черноволосый мальчишка. – Я – Флавис. Сын динского тана. Я один остался из вельмож. Мы потеряли только тысячу, но нас осталось четыре тысячи.
– Воевода! – окликнул Лауруса один из тысячников. – Наши потери велики и тоже много раненых. Мы сделали перекличку, не хватает примерно четырех тысяч воинов. Но еще находят раненых.
– Мы потеряли примерно семь тысяч воинов, – покачал головой Лаурус. – Это поле залито кровью.
– Кровью гахов, – раздался голос Субулы. Она подошла к куче тел, покачала головой. – А ты славно сражался, воевода. Я бы сказала, что не твое это дело, но и сама…
Она взмахнула мечом и убрала его в ножны.
– У меня потери меньше. Полторы тысячи. И я скорблю о каждом. Если мы будем все так сражаться, как я, то сбережем и жизни, и слезы наших близких. Но все не так плохо. Восемь с половиной тысяч против пятидесяти тысяч гахов. И, кажется, из них не ушел никто. В чем их не обвинишь, так это в том, что они убегают с поля битвы. Никогда.
– Все плохо, – сказал Лаурус. – Нас было больше!
– Да, – кивнула Субула. – В равном бою, мы могли и лечь так же, как легли гахи. К тому же у них не было грибов. Наверное, весь запас потратили на замок. Так что… легко не будет. Ты помнишь наш разговор, Лаурус?
– Отправляемся завтра утром, – сказал он. – Нужно собрать раненых, похоронить убитых. Немного отдохнуть.
– Хорошо, – кивнула Субула, развернулась и, уже отойдя на несколько шагов, обернулась: – Обычно гахи не убегают. И я не думаю, что кто-то остался в Хоноре. Но я уже отправила туда дозорных. Надо же знать, что говорить хонорцам, когда мы придем в Фиденту.
Глава 17
Лакрима
Ночь пролетела мгновенно, а ранним утром Литус оделся, обнял Лаву и сказал:
– Я ухожу. Теперь я буду постоянно сопровождать Амплуса. Это его распоряжение.
– Почему мы здесь? – выдохнула она наконец наболевшее.
– Там, – Литус махнул рукой куда-то в сторону окна, – Бараггал. Там все решится, вот увидишь, я это чувствую. И я должен быть там. Но сам по себе я мало что могу. Поэтому… я с Амплусом.
– А я? – прошептала она.
– И ты будешь там. Но пока тебе придется побыть здесь. И я не обещаю тебе, что будешь сидеть без дела. Это война, Лава. Но не волнуйся, мы еще увидимся. И если Энки соблаговолит, то мы оба переживем эту напасть. Только сдерживай себя, если случай столкнет нас. Ни на секунду не забывай, что враг может захотеть подобраться к тому, что скрыто во мне. И через тебя тоже. Береги себя.
– Подожди, – она потянулась, поймала его за ногу, прижалась щекой, замерла на секунду, потому что только теперь ощутила, что минувшая ночь может оказаться единственной и последней, и ощущение тепла, защиты, нежности – тоже единственным и последним. – Иди.
– Сейчас, – он наклонился, тоже прижался губами к ее ноге, скользнул по бедру, выше, замер. Она изогнулась, раскрылась, потом повернулась к нему лицом, обняла и только тогда не удержала слез.
– Плачь, – он пристегнул ее ардуусский меч на пояс, накинул балахон послушника ордена Земли, подхватил мешок. – Слезы приносят облегчение. Но помни, я живучий. Так что береги себя. Забираю твой меч, у тебя их два, к тому же орден Воздуха не носит мечей. Но может быть, тебе разрешат оставить меч даку. Он подойдет тебе больше. Но я оставлю тебе еще и мой меч. Это твоя защита. Поупражняйся, привыкни к нему, в нем есть секрет. И собирайся. Еда на столе. Но здесь оставаться нельзя. За тобой придут. Через час. Или позже. Если тебе будет трудно, помни, что быть послушником в магическом ордене не то же самое, что быть послушником в одном из Храмов Энки. Послушники ордена – воины ордена.
– С кем они сражаются? – спросила Лава.
– Обычно с теми, кто пытается навредить ордену, уничтожить его, – ответил Литус. – Но теперь у нас у всех один враг.
Улыбнулся и ушел.
Ушел.
Она лежала еще минуту или две. Сначала перестала лить слезы. Потом успокоила дыхание. Еще лежа, стала гладить живот. Поднялась, вновь погладила живот, пожала плечами, ощупала себя всю, особенно там, где прикосновения Литуса как будто еще не истаяли без следа. Подумала, что какое-то новое ощущение появилось или в ушах, или на коже, но не на животе. Мотнула головой, выпрямилась, потянулась и только после этого ужаснулась, бросилась к дверям, задвинула щеколду и осмотрелась.
Обитатели башни ордена Земли явно не слишком заботились о роскоши, но не отказывали себе в удовольствиях. Стены небольшой кельи, шесть на десять шагов, были сложены из грубо обработанных камней, но швы между ними были тонкими, едва различимыми, и уж точно исключали возможность сквозняков и каких-то потаенных пазов для сырости и насекомых. Узкое окно-бойница располагалось высоко, почти под самыми сводами, смыкающимися конусом, но давало достаточно света, и теперь было чуть приоткрыто, но высокий табурет на толстых ногах и палка с крючком, чтобы управляться с рамой и замком на ней, стояли тут же. «Пролезу, – подумала Лава и снова ощупала живот, – пока пролезу. Но зачем? Кажется, мы поднялись едва ли не на середину высоты башни. И от кого мне убегать?» На цветном витраже в свинцовой раме был изображен охваченный пламенем человек.
Лава оглянулась. Все в предоставленной им с Литусом комнатушке было таким – удобным без следа скупости и щегольства одновременно. Широкий лежак был сделан из дуба, но его прочность превалировала над красотой. Удобный тюфяк скорее всего был набит конским волосом и прятался под дорогим бельем, но покрывало явно видело не только лучшие годы, но и лучшие десятилетия. Все это стояло на обычном каменном полу, на нем же лежала изрядно потертая коровья шкура. На нем же стоял и ничем не украшенный сундук, выполненный, однако, из красного дерева. Простенькое, накрытое глиняной крышкой отхожее место в углу комнатушки, за глиняной же печью, тем не менее не издавало никакого запаха. Жаль, что не было зеркала. Лава наклонилась над чаном с водой, пригляделась к собственному отражению, взъерошила короткие волосы, вздохнула об утраченном богатстве, но тут же вспомнила, что оно в целости и сохранности лежит в ее мешке. Зачем ей теперь отрезанные волосы? Хотя в сказках из женских волос воины плели тетивы для луков. Но и лука у нее тоже нет. А теперь нет и меча.