Тень Лучезарного
Шрифт:
– Отдых, – сказала Бибера, смахивая снег с серой плиты. – Выше мы не пойдем. Нужно отдохнуть. Хотя бы немного.
Сказала и тут же залилась слезами, но заплакала без рыданий. Слезы просто потекли по ее щекам. И стоявшие рядом Холдо и Фестинус в беспомощности развели руками. Серва присела рядом и обняла Биберу.
– Она была хорошая, – всхлипнула та.
– Почему такая разница? – спросил Игнис Фестинуса. – Сестра младше тебя на пятнадцать лет?
– На четырнадцать с половиной, – нахмурилась Серва.
– На четырнадцать с половиной, – согласился Фестинус. – Я и сам спрашивал родителей, чего это вдруг? Они ответили, что им стало мало любви.
– Она прибавляется с каждым ребенком, – объяснила Серва. – Причем не только для меня или для родителей, но и для Фестинуса. У вас было много любви в доме, ведь так?
Она спросила Игниса об этом спокойно, не думая его обидеть или задеть какие-то струны в его сердце, и он смотрел в зеленые глаза светловолосой девчушки и думал, что сейчас он, прокаленный болью и напастями, как никогда ближе к тому, чтобы сесть рядом с Биберой и излить накопившиеся слезы.
– Да, – ответил он спокойно и сухо. – У нас было много любви. Отец, мать, пятеро детей. Теперь осталось двое. Я и Кама. Мы не виделись много лет. Но поверь мне, Серва, любви меньше не стало. Просто добавилось еще что-то. Боль в том числе.
– Пошли, – поднялась Бибера. – Надо успеть в замок до сумерек. Не уверена, что там будут гореть в переходах лампы.
– Я знаю заклинание ночного зрения, – похвасталась Серва.
– Я помню, – поморщился Фестинус. – Когда ты его разучивала и испытывала в замке, то одаривала им не только себя, но и своего противника.
– Это было два года назад! – надула губы Серва. – Лучше скажите, когда надо будет начать нас укрывать?
– Я скажу, – кивнула Бибера и вытерла слезы. – Но сначала, как это ни глупо будет звучать, нас ожидает немного веселья.
Узкая, местами выметенная ветром от снега тропа, что петляла между скалами по краю королевского сада, вывела пятерку к древней ограде высотой в два человеческих роста, но Бибера раздвинула заснеженные кусты можжевельника и стала копаться в снегу.
– Ты что-то потеряла? – спросил ее Игнис.
– Оставила, – призналась она. – Надеюсь, что никто не покусился на мои драгоценности за последние пять лет. Они, конечно, могли сгнить, но конюх на королевской конюшне смолил их хорошо, так что… Вот. Ну-ка.
Бибера ударила несколько раз ногой, наклонилась и, наконец, выволокла из-под снега и вороха сухой лежалой листвы какие-то черные доски.
– Зачем тебе эти дрова? – не понял Игнис.
– Это не дрова, – с трудом приставила к ограде добычу Бибера. – Ну, что встали? Помогайте! Их надо очистить. Я смотрю, за пять лет под ними обосновались жучки и прочая мелкота.
– Лыжи? – догадался Холдо.
– Ага, – скривилась Бибера. – Где ты видел лыжи шириной в полтора локтя? Но лыжи, конечно… На одну ногу… или задницу. Подгнили все-таки. Но вот эти два попрочнее – возьмут по два человека. Это для меня и Холдо. Это для Фестинуса и Сервы. Вот это, обломанное снизу – тебе, Игнис. Ты поедешь первым. Наметишь путь. Затем уже Фестинус с сестрой. Мы последние, нам уже придется лететь.
– Ты точно думаешь, что другого способа спуститься вниз нет? – с сомнением посмотрел на сплошные заснеженные заросли и древние плиты Игнис.
– Ну хоть что-то вызывает у тебя сомнения, – скривила губы в улыбке Бибера. – А то я уже думала, что ты каждую стену готов пробивать головой. Пошли.
Пролом в стене обнаружился у небольшой башенки, в десяти шагах выше. Игнис нагнулся, выбрался на другую сторону и замер. Далеко вниз, до самого тракта, скатывался заснеженный прогал. Его ширина составляла не менее ста шагов, вероятно, отмеренных для спокойствия усопших. Но дальше, уже за невысокой оградкой, начинались улочки и домишки обычных горожан. Сейчас все это было занесено снегом и, судя по отсутствию следов, не располагало не только к катанию с горы, но и к вечерним прогулкам. Только бледные дымки поднимались кое-где над крышами.
– Что ты застыл? – не поняла Бибера. – Спускайся. Но не выкатывай на тракт. Справа, там, где высятся башенки, начинается дворец. Останавливайся и жди нас.
– Вот ведь, – уселся на деревяшку Игнис. – Никогда раньше…
– Давай… – уперся ему в спину Холдо и сдвинул принца с места. – Тут и лиги не будет…
Сначала доска, изогнутый край которой и в самом деле рассекал снег, словно сомневалась в собственных способностях вспомнить былое, затем ускорилась и понеслась вниз так стремительно, что Игнис всерьез озаботился тем, что остановиться не сможет и выкатится прямо на пустынный пока заледенелый тракт, а то и врежется в каменную стену напротив. Однако как раз у самых башенок доска подскочила на заснеженном уступе, и после секунды полета Игнис оказался лежащим среди обломков деревянного «коня».
– Поберегись! – раздалось сверху, и едва Игнис успел откатиться в сторону, как деревянных обломков на том же самом месте прибавилось, а еще через несколько секунд и Холдо с Биберой потирали ушибленные места.
– Самая любимая часть спуска, – поморщилась Бибера. – Надеюсь, никто ничего не сломал? А ведь в последний раз мы спускались тут с Ашей. Она, кстати, всегда была змеей, но казалась неплохой девчонкой.
– Все девчонки должны быть чуть-чуть змеями, – уверенно заявила, отряхиваясь, Серва. – Правда, еще много кем.
– Можно было и предупредить, – поморщился Фестинус.
– Ну я же не просто так посадила Серву к тебе на ноги, – пожала плечами Бибера и вдруг всхлипнула. – А знаете, что было всегда самым неприятным на этом спуске? Надо было найти в себе силы и оттащить доски наверх, зная, что обратно уже придется спускаться не на них. Хотя мы это делали через сад.
– Досок было три? – заметил Игнис. – Кто катался с вами третьим? Церритус? Зелус? Тутус?
– Ты что? – удивилась Бибера. – Из них самый младший Церритус, но даже он был старше меня на семь лет. С нами каталась моя мать.