Тень Сохатого
Шрифт:
«Этот тридцатидвухлетний молодой человек, держащийся с подчеркнутой скромностью, входит в число самых богатых бизнесменов России и возглавляет настоящую империю. Холдинг Боровского включает в себя банки, заводы по производству титана и магния, пищевые комбинаты и т. д. и т. п. На какие деньги воздвигнута эта империя, спросите вы? Ответ прост. На наши с вами».
Если бы кто-то посторонний увидел лицо Боровского, бесстрастное, как у статуи, он бы просто поразился, как оно вдруг исказилось, словно у Генриха внезапно заболел зуб.
«Давайте
В начале девяностых Боровский работал в правительстве, он занимал пост экономического советника премьер-министра. Потом совершил очередное карьерное восхождение и стал уже заместителем министра топлива и энергетики России. Тем временем банк Боровского богател не по дням, а по часам. Он наживался на всем и продолжает наживаться. Обслуживает счета московского правительства и федеральных структур. Вместе с тем торговые компании, основанные Боровским, получают весомую прибыль от торговли нефтью, зерном и металлами.
На мой вопрос: «Кто вы, господин Боровский?» — Боровский ответил просто: «Я всего лишь менеджер. Менеджер, который делает все, чтобы холдинг, в котором он работает, добился успеха». Говоря это, г-н Боровский имел в виду холдинг «Юпитер» — вторую по величине нефтяную компанию России, полноправным владельцем которой он фактически является…»
Генрих Игоревич отложил газету.
— «Карьерное восхождение», — неприязненно проговорил он. Затем поморщился и добавил: — Какая чушь! Да и деньги на первые сделки мне дали цеховики, а не партия. И откуда она только это взяла?
Он взял бокал и одним глотком допил коньяк.
Дверь спальни распахнулась, и на пороге появилась жена. Она была одета в крикливо-красный халат с золотыми драконами и цветами. Влажные волосы жены были замотаны полотенцем. Ее лицо, на котором по причине позднего часа и принятия душа не было макияжа, показалось Генриху Игоревичу блеклым и невыразительным.
Жена прошла в спальню и села на край кровати.
— Что ты читаешь? — спросила она.
— Газету, — ответил Боровский.
— Ту самую?
— Угу.
Жена протянула руку и ласковым движением погладила Боровского по упитанной щеке.
— Охота тебе портить себе настроение? — с улыбкой сказала она. — Плюнь ты на эту гадость. Большим людям всегда завидовали.
— Значит, я «большой»? — усмехнулся Боровский.
Жена весело кивнула:
— Еще какой! Для меня ты такой большой, что заслоняешь собой весь мир!
Непонятно почему, но пафос жены вызвал в душе Боровского острый приступ раздражения. Он знал, что жена обожает его и что каждое его грубое слово больно ранит ее, но не сдержался и сказал резковатым голосом:
— И почему только тебе нравятся такие слова?
— Какие? — все еще улыбаясь, спросила жена.
— Да вот такие. — Боровский скорчил гримасу и передразнил тонким голосом: — «Заслоняешь собой весь мир». Ну что это за выражение? Мы с тобой что, в мексиканском сериале?
— Не понимаю, почему ты сердишься, — тихо сказала жена (улыбка уже сошла с ее губ). — Тебе испортила настроение эта девчонка-журналист, а ты вымещаешь зло на мне. Что ж, это очень по-мужски. Может, еще ударишь меня?
Боровский поморщился:
— Не говори глупости.
— Глупости? Послушать тебя, так я вообще, кроме глупостей, ничего не говорю. С утра до вечера одни только глупости! Тяжело тебе, должно быть, живется с такой тупоголовой дурехой.
Боровский разозлился. Упреки в отсутствии мужественности (а чем еще была эта мерзкая фразочка — «Очень по-мужски»?) бесили Генриха Игоревича, и жена это знала. Он был уверен, что она нарочно сказала это, чтобы вывести его из себя.
— Слушай, — с угрозой произнес Боровский, — не начинай. А то я начну, и мало не покажется.
Жена хотела что-то сказать, но вместо этого лишь пренебрежительно махнула рукой.
Этот жест окончательно взбесил Генриха Игоревича, но он сделал над собой усилие и, чтобы не доставлять удовольствия жене, притворился спокойным и невозмутимым.
— Заткнись, если не хочешь проблем, — сказал Боровский.
Жена фыркнула:
— Герой, нечего сказать. Ты бы по ночам в постели был таким героем.
Ладони Боровского сжались в кулаки.
— Что ты сказала? — тихо, с угрозой переспросил он.
— Что слышал, — бесстрашно ответила жена. — Ты перестал обращать на меня внимание. Я не привлекаю тебя как женщина. Я только одного не могу понять: это я такая страшная или тебя женщины вообще не интересуют?
Сердце у Боровского учащенно забилось, так, словно его уличили в грехе, который он тщательно скрывал и до сих пор считал, что никто этого не замечает. Генрих Игоревич нарочито поморщился и произнес усталым, почти равнодушным голосом:
— Что за чушь ты несешь?
— Раньше я думала, что у тебя есть любовница, — продолжила, не обращая внимания на его реплику, жена, — но теперь знаю точно — никакой любовницы нет.
— Знаешь точно? — усмехнулся Боровский.
Она кивнула:
— Да. Я… Я нанимала частного детектива.
Генрих Игоревич засмеялся:
— Частного детектива! Придумает же! Золотце, а у тебя все в порядке с головой? По-моему, ты насмотрелась фильмов с Бельмондо и у тебя поехала крыша.
Однако лицо жены было серьезным и сосредоточенным.
— Нет, Генрих. Это правда. Я наняла человека. Он бывший мент. Он следил за тобой — с утра до вечера. Целых две недели.
Боровский открыл рот. Он был удивлен, так удивлен, что даже забыл разозлиться. Наконец он сказал: