Тень Сохатого
Шрифт:
— Ваш отец был знаком с Михаилом Голиковым, не так ли?
Катя кивнула:
— Был.
— А вы?
— И я была. Они с Голиковым дружили и иногда встречались, чтобы выпить кружку-другую пива. Крепких напитков отец себе не позволяет.
— Почему?
— Здоровый образ жизни, — объяснила девушка.
— Ясно. А теперь ответьте мне, как на духу, между ними не было ссор? Ну там, может, в прошлом они что-то не поделили?
Катя пристально посмотрела на Турецкого и медленно проговорила:
— Странные вы люди, следователи. Вот сидите вы сейчас
Александр Борисович отхлебнул кофе, немного помолчал, потом мягко ответил:
— Напрасно вы так. Ведь ни вы, ни я не знаем, виноват он на самом деле или нет. Вы считаете, что не виноват. Я?.. — Турецкий пожал плечами. — У меня тоже есть основания не верить в его виновность. Именно поэтому я беседую с вами.
Катя усмехнулась:
— Ага, думаете, я такая дурочка, что поверю вам?
Турецкий заговорил спокойно и рассудительно:
— Понимаете, Катя, мне кажется, что вы знаете об этом деле больше, чем говорите. Я тут навел о вас кое-какие справки. Вы ведь сотрудничаете с журналом «Свое дело». И несколько месяцев назад у вас были публикации о российских олигархах.
— Ну были публикации. Ну и что? Я учусь на факультете журналистики и пишу кое-какие материалы. В качестве практики. А насчет олигархов… Сейчас о них не пишет только ленивый. Да и тексты у всех почти одинаковые. — Катя пренебрежительно дернула плечом. — Не знаю, зачем только их печатают.
— Да, но в ваших статьях были некоторые детали, показывающие, что вы знакомы с этой темой не понаслышке. Я уверен, что за консультацией вы обращались не к чужому дяде, а к собственному отцу.
Катя ничего на это не ответила, и Турецкий продолжил:
— Например, в одном из текстов вы упоминали о Наталье Коржиковой и о взрыве, прогремевшем в ее квартире. Вы писали, что Коржикова раньше работала в «Юпитере», а потом — в мэрии. И ей есть о чем рассказать мэру и его людям. Вы так же предположили, что кое-кому из руководства «Юпитера» это может не понравиться. Вы даже предположили, что взрыв в ее квартире учинили недоброжелатели из «Юпитера», которые хотели заткнуть ей рот.
— Ну и что?
— А то, что Генпрокуратура придерживается того же мнения. Вполне может быть, что той вашей статьей вы подтолкнули недоброжелателей вашего отца на решительные действия. Вы подали им идею.
— Чушь! Вы хотите сказать, что я сама подставила своего отца?
— В жизни всякое бывает. Возможно, он поделился с вами какими-то соображениями, а вы использовали их в своей статье.
Губы Кати побелели от сдерживаемого гнева.
— Послушайте, — выговорила она, крепко сжимая в ладонях чашку с кофе и глядя Турецкому в глаза, — мой отец не убивал Голикова и его жену. Они дружили с юности. Голиков был на венчании моего отца и моей матери. В конце концов, он — мой крестный отец.
Турецкий кивнул:
— Да, я об этом слышал. Но это ничего не значит. Ваша версия насчет излишней болтливости Коржиковой работает вовсю. Она стала основной в расследовании.
Брови девушки дрогнули, в глазах появилось жалобное выражение.
— Я так и знала, — хрипло произнесла она. — Я знала, что они возьмут отца.
— Что значит — знали?
— Отец лишь пешка в этой игре. На самом деле копают под Боровского, да? Вот увидите, через день-другой мой отец признается, что заказал Коржикову, а затем избавился от Голикова, который был в этом деле посредником. И что все эти гадости он сделал по приказу Боровского. Ведь для этого вы его накачиваете наркотиками, да? Ведь для этого?
Турецкий нахмурился.
— Перестаньте, — сухо сказал он. — Мы можем помочь вашему отцу. Но для этого вы должны рассказать мне все, что знаете о фирме «Юпитер» и о сделке, которая намечалась между Боровским и Риневичем. Все, что ваш отец говорил об этом.
— Но я не…
— Бросьте. В вашей статье вы упоминали о новых проектах «Юпитера» и «Дальнефти». Вы писали, что после объединения, которое задумали Боровский и Риневич, «Юпитер» и «Дальнефть» собираются протянуть нефтепровод в Китай. Но что есть какие-то силы, которые в этом кровно не заинтересованы.
— Да, писала. Но я ничего об этом не знаю. Я не специализируюсь на политике. Я пишу на экономические темы. И у меня… плохо получается. Я ни черта — слышите, ни черта в этом не понимаю!
— Значит, вы писали об этом со слов вашего отца? — спокойно спросил Турецкий.
Щеки девушки вспыхнули:
— О господи! Ну да, да! Он видел, как я мучаюсь, и решил помочь мне. Но он и сам толком не понимал, о чем говорит. Он просто умеет слушать. И он слышал, как Боровский говорил об этом с кем-то. Он упоминал трубопровод в Китай и еще говорил о каком-то японском проекте. Больше я ничего не знаю.
Катя была взволнована и тяжело дышала. Она сделала над собой усилие и немного успокоилась.
— Поймите, Александр Борисович, мой отец ни в чем не виноват. Его хотят подставить. Но он не убивал Голикова и его жену. Они были с Голиковым как братья. И Коржикову вашу он не взрывал. Папа хотел только одного — спокойно работать и получать нормальную зарплату. Он никогда бы не пошел на риск, потому что он слишком сильно любил меня. Он считал меня беспомощным ребенком, который без его поддержки погибнет. И он бы не позволил себе сесть в тюрьму.
Казалось, что девушка выдохлась после этого взволнованного монолога. Она как-то сразу сникла и погрустнела. Блеск в ее глазах потух, и они стали просто усталыми.
— Я люблю своего отца, — негромко сказала она. — И сделаю все, чтобы спасти его от тюрьмы.
Турецкий в ответ согласно кивнул:
— Похвальное решение. Буду рад, если вам это удастся. — Он на мгновение задумался, потом, прищурившись, посмотрел на девушку и сказал: — Катенька, я вижу, что вы устали. Но я не могу не задать вам еще один вопрос. Вы как, не возражаете?