Тень уходит последней

Цуприков Иван

– Смелый Кораблев, - кивнул подбородком Синцов.

– Ну, смелый или хитрый, это его дело. Но у меня тоже на него есть, что сказать органам. Он же нас тогда в боевики записывал.

– В боевики?

– Да, Николай Иванович, вот поэтому я вас сюда и пригласил без того следователя. Он же из той команды, он на ту же мафию работает.

– вы можете это доказать?
– посмотрел в глаза Киреева Синцов.

– Так, он же из прокуратуры! А там все старенькие сидят, с того времени. И этот - тоже.

– Александр Васильевич, а вы

с ним тогда сталкивались? Ну, с этим следователем?

– Может быть, вполне может быть.

– Тогда не знаю, что и сказать, - вздохнул Синцов.

– А ничего мне говорить и не нужно, Николай Иванович. Мне уже нечего бояться, я правду хочу оставить и думаю, что она вам пригодится.

Синцов, поеживаясь от холода, спрятал руки в карманы.

– Вот, кто вы думаете, мне вот эти все штучки подсовывает?

– Судя по вашему молчанию перед следователем, Вертилов, - улыбнувшись, ответил Синцов.

– Почему так думаете?
– сверля своими глазами Синцова, спросил Киреев.

– вы же сами только что сказали, что Вертилову построила где-то здесь новую избу мафия.

– Тоже верно, - согласился Александр Васильевич.
– А еще и потому, что он всю эту информацию спустит в унитаз.

– вы говорите о следователе Дятлове?

– Теперь вижу, что вы меня понимаете. Пошли, а то уже совсем рассвело, - похлопав Синцова по локтю, Киреев пошел дальше.
– Вот скоро помру, никто и не заметит. Свое я уже отжил. А вот таким, как Вертилов, спокойно жить нельзя. Нет, нельзя. Прав был Кораблев, что их нужно на площади привязывать к столбу и пусть в них все плюют, чтобы другим неповадно было. Потому что люди должны знать, украл - получи за это.

– Одни слова, - догнал Киреева Николай.
– Раньше в России ворам руку отрубали, предателей на кол садили. И все это оставалось: и воры, и предатели.

– Согласен с вами, Николай Иванович.
– Но пусть тех, кого за руку схватили, наказывают.

– Не понял я вас, - остановил Киреева Синцов, - но Вертилова никто не ловил же за руку за те его проступки на комбинате. Против него ничего у следствия нет. Он теряется, то есть пропадает, и дочка во все колокола бьет, чтобы его нашли!

– А вы не кричите на меня, тем более, здесь. Утро морозное, здесь даже писк комара за версту слышен будет. А скажите, почему он прячется?

– Теряется, - поправил Киреева Синцов.

– Да, он прячется от кары своей, как вы не можете понять. У Кораблева сторонники его партии остались. Вот, они и хотят с ним разделаться. А у тех людей есть его шпион, и тот сразу ему об этом докладывает, и Вертилов сразу убегает вот сюда.

– Как говорил мой тесть: "Интересно девки пляшут". вы же сами говорите, что ненавидите его. Что же вы мне хотите показать место его пребывания, а не Кораблеву? вы же сами на него охотились и не раз.

– А вы совсем дурак, я вам скажу!
– прервал разговор Киреев.
– вы, я вам скажу, получается, человек недалекого ума. Если я его со Столяром убью, то

все сразу поймут, кто это сделал. И все.

– Удивительно, удивительно. Значит, это вы хотите сделать моими руками! А за что я его должен убивать? Он что плохого мне сделал, Александр Васильевич?

– А у нас с вами что, есть пистолет или ружье?

– Ладно, я уже чувствую, Александр Васильевич, что нам уже нужно обоим намордники надеть, а то перегрыземся.

– 3 -

Место, указанное Киреевым, было удобным для наблюдения. Корни, вывернутые ветром вместе с деревьями, закрывали своими огромными черными, разветвленными в разные стороны "лапами-корневищами" стоявшего во весь рост Киреева.

Туман, тянущийся с той стороны, с берега болота, молочной дымкой покрыл опушку леса, на которой стояла изба Вертилова.

– Это место он называл аквариумом, - прошептал Киреев, передавая Николаю свой бинокль.
– Там множество рыбы. Речка по болоту проходит, покрыта сверху торфом, как стол скатертью. Там видно глубины есть, и она в них прячется и от жары, и от холода. Рыба, в смысле.

– Кто-то вам это рассказывал?

– Столяр.

– Кто?
– переспросил Синцов.

– Да, Макс.

– Максим Максимович?

– Ну, он самый.

– Он же вас считал виновным в гибели сына его, Алексея, - вдруг вспомнил Синцов.
– Это же он вас продержал на открытой цистерне ...

– Было, все было. А потом извинился, - махнул рукой Киреев.
– Сгоряча можно и себе голову сломать, а, разобравшись во всем, понял, чья это вина. Но для этого нужно было время. Спасибо Кораблеву. Он и с него спросил, а то, видите ли, Максим Максимович был слепым. Четыре раза в году проверял мой цех, и все было у него, члена парткома в моем цехе до этого хорошо, не к чему было придраться.

"Ничего не понимаю!
– подумал Синцов.
– Значит, им стал Вертилов, а не начальник цеха, который в шею гнал Алексея на цистерну. Вот такие вот дела!"

– У самого аквариума мы увидим их баньку, а дом чуть выше, - продолжал шептать Киреев.

– Аквариума. Как это слово понять?

– Ну, открытая часть болота, озера, в смысле. Течение в нем слабое, глубины хорошие, зимой в нем рыба зимует, летом тоже стоит, вода там прохладная. Может, в этом месте и родники есть. Точно не знаю, - быстро проговорил Киреев.

– А проезд оттуда есть к избе?

– Конечно. Дорога так себе, глиняная, она идет дальше на кордон. Там у них лесничество, заказник. А здесь самая граница заказника.

– А Вертилов - охотник?

– Конечно. Говорят, и медведя с одного выстрела брал.

– Ничего себе!
– воскликнул от удивления Николай.

– А почему его прозвали Питбулем?

– За бесстрашие, наверное.

– Редкое качество. А почему же вы все здесь приготовили, для того, чтобы разделаться с ним, а он до сих пор жив?
– спросил Синцов.