Тени исчезают в полдень
Шрифт:
Варвара, блеснув черными глазами, опустила голову:
– Вот еще… Скажешь же…
Однако в самом деле подошла к Митьке и стала рядом.
Ирина поглядывала сверху то на Варвару, то на Митьку.
Распухшее, тяжелое зимнее солнце не в силах было подняться выше осокоря, черневшего за деревней, над утесом. Помаячив над его голой вершиной, оно повалилось вниз, к земле, обливая желтоватым, разбавленным светом заснеженные зареченские луга.
Дед Анисим, побродив вокруг скирды, ушел.
Время от времени, то ли случайно, то ли с умыслом, она втыкала вилы в тот же пласт, что и Митька. Тогда стучало железо да сильнее обычного сопел Курганов. Но он ни разу не убрал вил обратно, припадая на одно колено, мгновенно отрывая пласт от земли.
– Вот еще, ей-Богу! – одно и то же говорила каждый раз Варвара, едва-едва успевая выдернуть вилы. Говорила тихо, почти шепотом, а потом чуть смущенно прихохатывала. И, может быть, только Клавдия замечала, как все больше хмурится и хмурится Ирина.
А потом случилось так, что Варвара не успела выдернуть свои вилы и Митька чуть не закинул их на скирду вместе с громадным пластом сена. Варвара метнулась, чтоб подхватить уплывающие кверху вилы, ударилась плечом в Митькин бок. Митька, и без того качавшийся под тяжестью лохматого, как гигантское воронье гнездо, пласта, ткнулся в присыпанный зеленой трухой снег обоими коленями, будто у него подломились ноги, выпустил из рук черенок. Падая затем вместе с Варварой, он крикнул:
– А, чтоб тебе…
И пласт, который он так и не успел забросить наверх, накрыл обоих.
Митька тотчас вскочил, рассвирепел окончательно:
– Очумела, что ли?! Помощница тоже мне, как…
И запнулся. Пока кричал, явственно разобрал, что еще там, под пластом, Варвара дважды шепнула ему в ухо:
– Митенька… Митенька…
Секунду назад под пластом Митька ничего не соображал от ударившего в голову раздражения. А сейчас словно еще дошептывала Варька в третий раз: «Митенька…» И он даже ощутил ее горячие, влажные губы на своей щеке.
Стараясь сообразить, что же такое произошло, он произнес растерянно и недоумевающе:
– А?
Варвара встала, отряхнула юбку и произнесла, неловко отвернувшись:
– Вот еще, ей-Богу…
Митька даже лоб потер: почудилось, что ли?
– Ну, шабаш, работнички, – проговорил Филимон Колесников. – Уморился. Остальное завтра закидаем.
Но в это время к скирде подъехали три подводы с сеном. На переднем возу сидели Андрон Овчинников и Егор Кузьмин.
Едва подводы остановились, как из ближайшего переулка выскочил Захар Большаков. Он будто стоял там и караулил их прибытие. Следом за ним подошли Смирнов с Корнеевым.
– Егор! Откуда это?! – почти задыхаясь,
Егор Кузьмин ничего не успел ответить, потому что Овчинников соскользнул с воза и высыпал беспорядочную кучу слов:
– Мы, значит, за ущелье к Камышовому озеру… Да черта ли там, полдня потеряли. Поворачиваем коней назад. И тут глядим – Егорка прет на лыжах – марш в Пихтовую падь. Ну поехали… Снегу – по пояс, пробиваемся. И в Мокром логу, за кромкой леса, они и стоят, миленькие, – три сугроба стоят, да и только… Вот ведь, а! Я говорю: «Сомневаюсь». А Егорка: «Езжайте, топчите дорогу…»
– Постой, – перебивает его Корнеев. – Что стоит? Какие сугробы?
– Дык сено! Стожки то есть под снегом… Подъезжаем это, глядим… я говорю: «Сомне…» – И махнул рукой, будто отчаявшись, что все равно не поймут.
К возам подошел Устин Морозов. Снова вывернулся откуда-то Илья Юргин.
– Вона! – сразу завопил он, – В колхозе сена невпроворот, а они у людей отбирают! Ишь умники! Н нет, я жаловаться буду! Там поймут!
Захар Большаков шагнул вплотную к Морозову:
– Я же чуял, в Пихтовой пади надо глянуть. А ты…
– Что я? – переспросил Устин, поднимая глаза на председателя. – Я ведь не говорил, что в пади ничего нет…
– Постой, постой…
И Захар вдруг вспомнил, как месяц назад они с Егором Кузьминым объезжали прошлогодние сенокосы. Когда подъезжали к Пихтовой пади, очередь становиться на лыжи была его, Захара. Но Егор вдруг выпрыгнул из саней, сказал:
– Ты сиди: и так умаялся. Не шутка в твои-то годы. Сам сбегаю, гляну – за той кромкой леса мы вроде ставили два стожка.
– Три, – поправил Захар.
– Я – мигом…
Захар действительно устал до невозможности и был благодарен Егору. Тот вернулся со своим обычным:
– Ни клока.
Это означало, что сено отсюда давно, еще до снега, вывезли к фермам. А теперь оказывается…
– Егор, Кузьмин! – крикнул председатель. – Ну-ка, иди сюда!
Егор стоял возле Варвары, что-то говорил ей, а дочь Устина Морозова беспокойно, даже испуганно крутила головой, поглядывая на отца. Он нехотя повернулся на голос, не спеша подошел к Большакову.
– Мы же смотрели с тобой в Пихтовой пади? Ты сам смотрел.
Егор устало поднял голову, бросил взгляд на Устина, потом на Юргина, застывшего на одном месте, превратившегося в столб, и проговорил:
– Не заметил под снегом.
Устин Морозов переступил с ноги на ногу, усмехнулся тяжело:
– Вот и верь тебе…
– Ничего не понимаю, – проговорил председатель. – Ты что, Егор, за дурака меня считаешь?! Как это не заметил? Если не знал, что в Пихтовой пади есть сено, зачем людей туда завернул?