Тени прошлого
Шрифт:
— Исключено. Папа был суеверным человеком. Эту коробочку положила туда еще мама, когда заболела. Она была пустой. Когда мама умерла, он снял с ее руки кольцо и положил в эту коробочку. А чтобы, как он сказал, быть всегда с ней рядом, положил туда и свое кольцо. Я думал, что ваши люди обратили внимание на то, что на стекле, где лежала коробочка, от нее остался след.
— Да, конечно, — неопределенно качнул головой Васьков, чувствуя, что начинает краснеть под пристальным взглядом Петрова-младшего, который, сам того не понимая, забил ему «гол».
— Еще что-нибудь заметили? — выдержав паузу, задал он новый вопрос.
—
— «Озарений?», — не понял Васьков.
— Простите, может быть вам не понятно, но так папа называл свои мысли, которые иногда приходили ему в голову.
— Понятно, — качнул головой Васьков. — И все связано с химией?
— Да, именно с химией. Он всегда жаловался, что мы живем в такое время, когда никого не интересуют ни открытия, ни изобретения… Мы живем, — как говорил он, — в мире безразличия, и пытался что-то делать… — проводить своего рода научные исследования на дому, — тактично направил разговор в нужное русло Васьков.
— Именно так, — кивнул Петров-младший. Тетрадь лежала в ящике рабочего стола папы. Он, в принципе никогда ее и не прятал. Папа всегда говорил, что в каракулях, которые там, никто никогда ничего не поймет. Даже я, как и папа, ученый химик, один раз с его разрешения взял тетрадь, но как, ни бился, ничего понять не мог…. Просто удивительно, кому она могла понадобиться, если там, простите, в этих каракулях, сам черт ногу сломит.
— А вы спрашивали его, о чем там идет речь?
— Спрашивал, — усмехнулся Виктор Иванович. — Но папа тогда просто рассмеялся, и сказал, когда придет время, тогда все расскажет. Он говорил, что о его работе знает только «заказчик», который, после распада СССР, просто о нем забыл.
— А кто «заказчик»?
— По-моему, он как-то сказал, что это какая-то спецслужба.
— Вы помните, как выглядела эта тетрадь?
— Да. Общая тетрадь в коленкоровом переплете на восемьдесят страниц.
— Вы рассказали сотруднику прокуратуры, Мохову, о пропаже тетради?
— Нет.
— Почему? — удивленно поднял брови Васьков.
— Ну, как вам сказать…. Вел он себя, ну скажем прямо, по-хамски, что ли…
— Хгм, — только и хмыкнул Васьков, но от уточнений решил воздержаться.
— Да, вот еще что я ему рассказал, — Петров достал из пачки новую сигарету и прикурил. — Отец в последнее время, ну, где-то, примерно за месяц до трагедии, стал замечать, что за ним следят…
— За месяц? — переспросил Васьков. — А вы, как об этом узнали?
— Понимаю, понимаю, — улыбнулся Виктор Иванович и, пригубив чашечку с кофе, пояснил: «Я регулярно звонил папе, интересовался о самочувствии, проблемах. Как-никак он был один…. Вот он и сообщил тогда, что уверен, что за ним кто-то следит».
— Он что, заметил за собой наблюдение?
— Нет. Он сказал, что чувствует, что за ним следят…
— А как это воспринял следователь Мохов, которому вы об этом рассказали?
— А, этот? Так он просто рассмеялся, сказал, что это обыкновенный, для возраста папы, старческий маразм.
— Еще такой вопрос, Виктор Иванович. Вы не можете объяснить, почему у папы не было друзей? Конечно, я понимаю, ликвидация научно-исследовательской лаборатории, прекращение исследования, наверное, все это отложило на него какой-то отпечаток? Он что, никому не доверял?
—
— Никому?
— Ну, почему же…. Доверял маме, мне…. Но о работе, ни ей, ни мне, никогда ничего не рассказывал. А доверять, кому-то, как себе, — улыбнулся Петров, — он доверял, пожалуй, только одному Мальчику. Это такса у него была, которая ему помогала проводить эксперименты. Мальчик был ему не просто помощником, но и старым другом. Мальчику уже было, для его собачьего возраста, довольно много лет…
— Понимаю, — кивнул Васьков, — он скрашивал ему одиночество.
Моросил мелкий дождь. Бросая настороженный взгляд на темнеющий горизонт, который в любое время мог разразиться ливнем, Васьков поспешил к своей машине. Он поправил во внутреннем кармане диктофон, на который была записана беседа с Петровым — младшим, и забрался в кабину.
— Интересно, — усмехнулся он, — был бы Петров с ним откровенен, если бы знал, что разговор пишется. И сам же себе ответил: «Наверное, да. Он заинтересован в поимке убийцы отца.
Но, увы…. Беседа остается только беседой. Все материалы уголовного дела по факту убийства старика-химика у него забрали. Теперь им занимается городская прокуратура. Как все получилось? Да довольно просто. Утром его вызвал к себе начальник Управления, и, кивнув на сидящего, на стуле, знакомого ему следователя по особо важным делам городской прокуратуры Мохова, коротко сказал: «Дело передай им». И все, никаких разъяснений…. А зачем тогда пошел на встречу с Петровым-младшим? А потому, что назначил ее еще вчера, а отменять назначенные встречи, было не в его правилах. Не позволяла чисто человеческая этика. И, конечно же, не последнюю роль сыграл и чисто профессиональный интерес.
О том, передавать, или нет запись беседы Мохову, он пока не решил.
Дождь, похоже, разошелся не на шутку. Лобовое стекло было располосовано такими потеками, что с трудом различались и спешащие человеческие фигуры, и смутные контуры пробегающих мимо машин.
Через двадцать минут он уже был у себя в кабинете и заваривал крепкий чай.
Калинник позвонил ему к концу рабочего дня. Договорились встретиться через час, и ровно через час сидели за «своим» столиком, в «своем» кафе на набережной.
— Как всегда? — поздоровавшись, спросил появившийся перед столиком официант.
— Да, — кивнул Васьков, — но добавь ко всему еще что-нибудь мясного.
Павел давно не видел своего младшего товарища в таком возбужденном состоянии, которое, в прямом смысле этого слова, прямо таки и прорывалось сквозь его профессиональную сдержанность.
Выслушав его довольно эмоциональный рассказ о встрече с Петровым-младшим, Павел признал обоснованность его переживаний. То, что дело передали в следственный отдел городской прокуратуры, на первый взгляд ничего не значило. Такие рокировки — дело ведет милиция, потом его забирает прокуратура, и наоборот, — были не редки. Однако, если увязать все с информацией полученной Васьковым от Петрова, и информацией полученной им от Вострянкина, которой он уже успел поделиться со своим другом, события, которые начали развиваться вокруг убийства деда Ивана, стали приобретать совершенно иной характер. Просматривался явный след, хотя и позабытой, но вдруг воскресшей, профессиональной деятельности, потерпевшего.