Теодор и Бланш
Шрифт:
Молодой человек тяжело вздохнул.
— Марш так не считает…
— А вы правда были очень красивы? — участливо спросила она.
Он только молча кивнул, явно думая о другом.
— Расскажите мне свою историю!
Герцог побледнел.
— Я этого боялся… — шепнул он. — Хотя если не я, то Маргерит… Бланш, я не хочу рассказывать. Похоже, Маршбанкс добилась своего. Боже мой, я не знаю, что со мной. Мне стало стыдно за свой поступок… Я боюсь… мне стыдно говорить об этом вам!
Он закрыл лицо руками, тяжело вздохнул и долго молчал. Наконец чуть откинулся назад, опершись о стол, и задумчиво, тихо заговорил, глядя мимо девушки, на противоположную стену, и словно взвешивая каждое слово:
— Хотите, я вместо своей истории расскажу вам сказку, Бланчефлер?..
— О, я обожаю сказки, ваша светлость! — она устроилась поудобнее на стуле.
— Так вот. В одной далекой стране, давным-давно… так, кажется, начинаются все сказки?
— Да, милорд. Итак, в далекой стране, давным-давно?..
— Жил-был принц. Могущественный, богатый, красивый, но очень избалованный.
— О!
— Ему никогда ни в чем не отказывали, он был умен, хорошо образован, прекрасно воспитан — и чертовски красив, пожалуй, даже слишком! Все его хвалили и желали подружиться с ним, так что в конце концов он начал думать, что лучше всех людей, а придя к такому выводу, перестал считаться с другими, полагая их существами низшими.
— Этот принц мне не нравится, ваша милость.
Тед глубоко вздохнул.
— Но что поделать? Он был именно таков! И вы не видите ему никаких оправданий?..
— Его так воспитали. Вины окружающих здесь ровно столько же, сколько и его, — пожала плечами Бланш. — Мне трудно понять его: я никогда не была центром внимания, я даже читать не умею. Всю жизнь я работала на кухне… а позволь я себе такие мысли, как у вашего принца, моя мать живо выколотила бы из меня всю дурь! Мне кажется, милорд, вашему герою просто не хватало солидной порки!
Теодор улыбнулся, вертя в руках свой кинжал с изумрудной рукояткой.
— Дело в том, что принцы — особы неприкосновенные. Хотя, если из двух зол выбирать меньшее… Я предпочел бы порку! Но только чтоб об этом никто не знал.
— И что же было дальше?
— Дальше?.. Однажды в его владениях появилась девушка, красивая до невозможности…
— Это как?
— Как Маршбанкс.
— А-а.
— Я начинаю нервничать… — Теодор облизал пересохшие губы. — Она показалась ему покладистой и не очень умной, и он решил… этим воспользоваться.
— То есть?
Теодор опустил глаза, но когда ответил, голос его прозвучал тихо, но твердо:
— Провести с ней ночь, Бланш.
— Это удалось ему?
— Да.
— А потом? Принц решил выгнать ее?
— Совершенно верно. Прежде он поступал так со многими женщинами, а тут еще накануне она весьма недвусмысленно поставила ему кое-какое условие, чего никто никогда не делал прежде. Она оскорбила этим себялюбие принца, и он решил не просто выгнать девушку, но вдобавок прилюдно унизить. Вы хмуритесь, Бланш?..
— А вы хотите, чтобы я цвела? — немного резко спросила служанка, вспомнив вдруг до деталей всю ту безобразную сцену.
— Но принц ошибся с самого начала. Эта девушка вовсе не была безмозглой овцой, каковой он ее полагал. Она сознательно спровоцировала его на этот поступок, так как была колдуньей, прослышавшей о его норове и явившейся проверить, так ли это. И если так, то наказать его. Там, где Марш, нет места случайным совпадениям… — тихо закончил он.
— И?
— И она заколдовала его. Она лишила его красоты, слуг… вообще общества людей! Злая колдунья мучила его не переставая, днями и ночами напролет, так что в конце концов принц начал мечтать о смерти, которая избавила бы его от ужаса, в котором он жил — если подобное существование есть жизнь. Она сделала его своим пленником в его собственном замке… Год тянулся за годом, и принц, не видя вокруг себя ни одного человеческого лица, а только морды вампиров, дружков ведьмы, наконец понял, что какими бы знаниями и достоинствами он ни обладал, они ничего не стоят без тех, для кого приобретаются — без людей. Бланш, он мечтал о тех, кого раньше презирал! Только потеряв, принц смог оценить человеческое общество, поняв, как заблуждался, думая, что никто ему не нужен, а он нужен всем! Как заблуждался!.. И ему было стыдно своих заблуждений. Он хотел увидеть людей — и боялся увидеть их. Боялся, что они оттолкнут его, что он будет им противен. Зная по прежней жизни, как ослепляет глаза человеческие внешность — когда он был прекрасным, но жестоким эгоистом, все восхищались им, — он боялся, что теперь, пусть даже он всей душой полюбил людей, они отвернутся от него за его уродство… И потому, когда в замок пришла неведомо откуда явившаяся девушка…
— Милорд, вы говорите о себе?
— Это сказка, Бланш.
— А-а… Ска-азка… Ну, валяйте, ваша милость! Только колдунья у вас получается какая-то положительная…
— Нет, — с какой-то детской обидой на миг насупился Тед. — Злая…
Бланш плавно поднялась и подошла вплотную к столу, заглянув герцогу прямо в его настороженные, полные изумления черные глаза. Ей не верилось, что когда-то они были синими!
Преодолев себя, она легко коснулась волос Теодора, пропустив меж пальцами жесткие упрямые вихры неопределенного цвета.
— Вы много выстрадали, милорд, — нежно шепнула она. — Вам не надо бояться меня, я не оттолкну вас… Мне так жаль вас! Ну, возьмите меня за руку, я даже не испугаюсь. Только потом… не делайте этого неожиданно…
Теодор потрясенно глядел на нее.
— Вы не презираете меня за то, что я рассказал вам?
Она улыбнулась.
— Нет. Пока я не заметила в вас ничего общего с вашим «принцем». Может, вы вправду изменились? Раскаяние смягчает вину. А вы не только раскаялись, но и заплатили огромную цену за необдуманный мальчишеский поступок! В моих глазах вы полностью очистились. Может, если я замечу что-то нехорошее с вашей стороны, я изменю свое мнение, но не сейчас.
Де Валитан с горечью смотрел на нее.
— Вы считаете мой поступок… необдуманным и мальчишеским?.. О, не оправдывайте меня, Бланш! Я воистину этого не достоин. В том-то и дело, что уже в пятнадцать лет я не останавливался перед подобными подлостями. Что же сталось бы со мной в двадцать, сейчас?.. Я ненавижу себя! Понимаете? Оглядываясь назад, на того мальчика, я содрогаюсь от страха. Я боюсь собственного безразличия к чужим страданиям… Вам странно это слышать? Однажды я испытал на себе боль от подобного безразличия. Мне кажется, Маршбанкс сознательно позволила Изабелле добраться сюда… И с тех пор я поклялся себе, что никогда и никого, кому требуется помощь, не оставлю без ответа! Унижать страдающего ради самолюбования — это удар ниже пояса, Бланчефлер. Только я слишком поздно это понял…