Теодор и Бланш
Шрифт:
— Вы же поняли.
— А что из того? Здесь нет никого. Только туман, холод и ламии… Знаете, что самое странное? Что все эти мои переживания я смог облечь в слова только с вашим появлением! Лучше разобраться в себе.
— Да?
— Спасибо вам за это, Бланчефлер… За то, что можете так по-доброму выслушать.
Его близость уже не казалась ей неприятной, а когда он коснулся ее руки, она не вздрогнула. Может, она просто привыкла к подобному ощущению, и оно перестало шокировать ее… И она сама не поняла, как вырвался у нее неосторожный вопрос:
— Я не вызываю у вас чувства, что вы видели меня прежде?
Герцог молча покачал головой, не отрывая от девушки восхищенных глаз.
А ее уже понесло:
— А вот мне кажется, словно я вас уже знала… и даже бывала тут, в вашем кабинете!
— Это невозможно, Бланш, — с улыбкой ответил он.
Она рассмеялась.
— Что ж, вам виднее! Чай в заварочнике почти остыл. Подлить еще?
— Спасибо, — герцог протянул девушке свою чашку. — А вы будете?
— Ага, давайте и мою… — она пригубила едва теплый, но по-прежнему благоуханный чай, с задумчивой улыбкой, как-то рассеянно, глядя на стол герцога, вспоминая, как когда-то ей интересно было тут играть… Девушка-подсвечник, часы-лебедь, чернильница-гномик… Они остались все теми же. Только сейчас вместо одной чашки с недопитым кофе — две чайные.
— Сколько тут занятных вещиц! — вздохнула Бланш.
— Вещицы ерунда, интерьер! Самое ценное, что есть в этом кабинете — книги.
— Вы много читаете?
— Да, я люблю это делать. Книги — единственное, что скрашивало мое существование здесь. Они уносили меня отсюда в свой волшебный мир, к людям… Они не давали мне окончательно впасть в отчаяние. Именно им я обязан… жизнью.
— А до заклятья?
— Я всегда любил читать, Бланш.
Девушка с легкой завистью вздохнула:
— И языками вы, конечно, владеете… А я вот даже букв не знаю! Как вам не скучно со мной?
— Скучно?! Да ни одна книга не заменит живого человека, Бланш! Я пять лет мечтал… — он фыркнул. — «Скучно»!..
— И все же вы много образованнее меня. Я вот тоже бы хотела прочитать о далеких странах, диковинных землях, давних временах, об интересных человеческих судьбах, но самое доступное, что есть для меня в книгах — это картинки…
Молодой человек внимательно на нее посмотрел, словно пытаясь понять, насколько она сейчас искренна, и вдруг предложил:
— Хотите, я буду учить вас, Бланш? И не только чтению. Всему, что знаю и умею сам! — он улыбнулся. — Могу даже фехтованию научить.
Девушка рассмеялась.
— Нет, дуэли меня не вдохновляют! А вот остальное… Когда начнем?
— Хоть сейчас.
— С чего?
— Думаю, с азбуки. Увы, здесь у меня нет собственно учебника, но, думаю, найдется словарь…
Теодор легко спрыгнул со стола и подошел к одному из шкафов. Привычно открыв дверцу, юноша пробежал пальцами по корешкам толстых фолиантов, нахмурился на секунду, но тут же лицо его вновь прояснилось. Герцог осторожно вынул из книжного ряда тяжелый том и закрыл шкаф. Книга легла на стол.
— Открывайте, сударыня.
Девушка коротко, восторженно вздохнула, зажмурилась на миг и трепетно раскрыла темный кожаный переплет. На первом листе размещался крупный алфавит. Теодор нагнулся над ее плечом.
— Вот. Это буква «а». С нее начинается алфавит. Само название — и ряд букв.
— Да, очень легко запомнить! — радостно улыбнулась ученица. — «А» — «а-лфавит»! Но почему есть большие и маленькие?
Герцог объяснил ей, затем заставил найти эту букву в нескольких словах и написать в несколько рядов. Для этой цели послужила гербовая бумага де Валитана.
После перешли к букве «б».
— С нее начинается ваше имя, — сказал Тед.
— С этой закорючки? — поразилась Бланчефлер. — «А» выглядит много изящнее!..
Милорд смешливо фыркнул.
Ему доставляло истинное удовольствие смотреть, с каким восторгом, с какой радостью старается Бланш учиться, и он думал, что этот подарок — самый бесценный и самый бескорыстный из всех, какие он когда-либо делал женщинам. Теодор помнил, как вспыхивали глаза его любовниц, когда прекрасный лорд преподносил им алмазные колье и шелковые платья — ничего не значащие безделушки при его состоянии. И помнил, какое циничное презрение вызывали у него эти восторги, пробужденные им лишь для того, чтоб продвинуться к цели… Но блеск глаз Бланш, азарт, с каким она впитывала то, чему он учил ее, та готовность, с которой девушка выполняла его задания — все это не шло ни в какое сравнение с тем, что было прежде! И на душе самого Теда становилось тепло… Этот подарок был необыкновенным, сулящим новые и новые разговоры, темы, открытия. Здесь сам Тед что-то приобретал! Юноша вдруг понял, что искренне желает помочь Бланш, что ему хочется видеть ее изящной, образованной, с благородными манерами — чтоб девушка могла рассчитывать в жизни на большее, чем просто работа служанки. Если его спасительницу приодеть…
Герцог окинул внимательным взглядом Бланчефлер, пока девушка, не поднимая головы, выводила буквы на бумаге. Да, она выглядела бы настоящей красавицей! У нее замечательные волосы — каштановые и тяжелые. Их надо распустить по плечам, слегка подвить, чтобы они струились волнами, вплести в них тонкие нити, усеянные мелкими алмазами… На голову ей пошла бы крохотная бриллиантовая диадема. А вот шея и плечи… Их не должна скрывать ткань — они должны быть открыты, они заслуживают этого. Белое платье, оттенившее бы эти черные глаза, подчеркнувшее бы статную фигуру…
— Милорд, вы о чем-то задумались? — удивленная молчанием своего учителя, Бланш подняла голову.
— Только о том, что вы красавица.
Она рассмеялась.
— Я симпатяга! Вы же сами сегодня так сказали!
— Я ошибся. Вы — красавица…
Бланш нахмурилась.
— Я полагаю, занятие кончилось?
Теодор взглянул на серебряные часы-лебедя и помрачнел.
— О да. Скоро ужин. Бегите на кухню, Бланш, а то Маршбанкс выйдет из себя! Черт, почему с вашим появлением время полетело так стремительно?..
За ужином Тед, робко осмелившись поднять глаза на свою сотрапезницу, учтиво поинтересовался:
— Как ваше настроение, миледи?
Миледи усмехнулась, нарезая мясо кусочками на своей тарелке.
— А чем вызван ваш интерес, Теодор? Мне казалось, я давно лишена внимания!
У Теда похолодели кончики пальцев, однако он не отступил.
— Я надеюсь… я рассчитываю на вашу благосклонность… к моей просьбе…
«Сейчас она скажет „А чего ради я должна быть благосклонной?“» — вихрем кружили опасения в его мыслях.