Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.
Шрифт:
Конечно, можно забить на свои обещания, но это часто выходит боком. Если ты будешь постоянно обманывать людей, то рано или поздно потеряешь их поддержку. А вместе с ней и власть.
Поэтому хоть что-то из своей программы тебе сделать всё же придётся. Ну, уж по крайней мере попытаться сделать.
Да и вообще демократический подход предполагает, что у политика есть взгляды, которые он должен отстаивать.
Но это, разумеется, в теории. Как бывает на практике, ты и сам превосходно знаешь.
Аристократический
Говорить правду здесь – категорически не требуется.
Напротив, тебе необходимо постоянно лагать всем подряд. Говорить ты должен одно, думать – другое, а делать – третье.
Итак, с этим всё понятно.
Вот и отлично.
Наконец, cher ami, мы добрались до сути того, что я хотела тебе сказать.
Понимаешь, мы с Аввакумовой смотрим на политику аристократически.
Свои планы мы держим в тайне. Ничего дельного мы не скажем.
Напротив, для ублажения твоих ушей мы будем молоть всякий вздор, не имеющий ничего общего с реальностью.
Этим, собственно, Юлька в тот вечер и занималась.
Впрочем, как по мне, Аввакумова в подобных делах явно перегибает палку.
Кое-что она сказала верно: мы действительно хотим, чтобы Россия раком стояла, а мы её в жопу трахали.
Тут уж нам скрывать нечего. Что правда, то правда.
Но вот всё остальное, что она сказала тебе, – это, мягко говоря… Впрочем, не будем об этом. Многое там сказано по делу, но зачем же подниматься до такого пафоса?!
Нам не нужеы политические программы, понимаешь?
В своих действиях мы не руководствуемся идеологией. Следовательно, нам не нужно эти действия ни с какой идеологией согласовывать. Мы повинуемся лишь собственным прихотям.
Ну, а уж свои прихоти мы и без дурацкиз брошюрок знаем. Поэтому программы нам не нужны. Нам нужны мануалы.
Oui, nous voulons manuels! C’est manuels qu’il nous faut! Les manuels de la CIA!
Знаешь, дам тебе один совет, ma belle.
Побереги нервы, – не слушай меня! И выбрось заодно из головы всё, что я тебе сказала раньше. И всё, что тебе Юлька наговорила, – тоже выбрось.
Я никогда не говорю правды. Я постоянно лгу. Даже когда я говорю, что постоянно лгу, – я всё равно лгу.
Так что расслабься и не напрягай мозг.
Выпей-ка лучше чаю!
Света протянула мне большую фарфоровую чашку, наполненную очень крепким чёрным чаем. Я выпил её содержимое залпом, а после откинулся на спинку дивана. Я запрокинул голову и совершенно опустошённым взглядом уставился в потолок.
– Ты расстроен? – слегка волнительным тоном спросила Света, заглядывая мне в глаза.
– Да я малость в шоке, – спокойно ответил я, ловя её милый тёплый взгляд.
– Ну, это пройдёт! – сказала Солнцева.
Я повернул голову и снова посмотрел на Свету. Теперь она смотрела уже не на меня, а на гладкую поверхность журнального столика.
– Вы с Юлькой – настоящие
Услышав эти слова, Света резко повернулась ко мне лицом. Один из её глаз был прищурен теперь сильнее обычного, губы поджаты. Выглядела она несколько удивлённой, но не сильно. Казалось, она была готова была презрительно-надменно процедить сквозь зубы: «И-и-ишь ты!».
Однако же она этого не сделала.
– А кто по-твоему настоящие правые? – нарочито спокойно осведомилась у меня Солнцева.
– Либертарианцы, некоторые фашисты, – так же спокойно ответил я.
– Не хочу тебе огорчать, ma claire, – нарочито доброжелательно сказала тут Света, – но ты ошибаешься. Ты, к счастью, не сталкивался с настоящими правыми, – тут она замолчала, перевела на секунду взгляд на окно, затем снова уставилась на меня и продолжила. – Хотя… Ты ведь бывал в комнате воспитательной работы, верно? Значит я ошиблась: настоящих правых ты всё-таки видел. Одного (точнее, одну) во всяком случае видел точно. Притом ты наблюдал её не просто так, но, как говорится, за работой. Ведь так?
– Не совсем тебе понимаю, – с большим интересом и лёгким недоумением ответил я.
– Ну, Марат, скажи мне, – пожав плечами, ответила Света, явно удивлённая моей недогадливости, – неужели ты вправду думаешь, что настоящие правые – это хипстерского вида студенты-либертарианцы, за всю жизнь ничего тяжелее айфона в руках не державшие, или похожие на каких-то сказочных гоблинов побритые наголо бухие скины?
Я тебя умоляю, – ну какие же это правые! Так, шпана, шелупонь всякая! Пустельга! Портяночники!
Собственно, тот же Рейган настоящим правым никогда не был. Верно про него Юлька сказала: актёришка, паяц!
Вот академик Яковлев был настоящим правым! Такого упыря ещё поискать надо! Тварь похуже Пиночета!
Подумать только! Этот ублюдок сначала возглавлял в нашей компартии пропагандистский отдел. Когда же Союз развалился, – тут же сделался ярым антикоммунистом.
Когда в девяносто третьем Яковлева назначили управлять государственным телевидением, – он меньше чем за месяц превратил оное в рупор самой разнузданной антикоммунистической пропаганды маккартистско-геббельсовского типа.
Вот это я понимаю, – настоящий правый!
Ты хочешь знать, что такое настоящий правый?
Хорошо, я скажу тебе!
Настоящий правый – это окончательно и бесповоротно спятивший от чудовищной ненависти ко всему на свете маньяк-психопат, неисправимый эгоист, одержимый манией величия и чудовищной, совершенно иррациональной алчностью, беспринципный лицемер, ради выгоды готовый прикидываться кем угодно.
Вот что такое настоящий правый.
Знаешь, буддисты верят, что ежели в человеке не останется ничего человеческого, – то он превратится в демона.