Терновый венец офицера русского флота
Шрифт:
Все это позволило А.Ф.Керенскому объявить генерала «мятежником», который пожелал стать диктатором, и организовать его арест.
После ареста генерала от инфантерии Л.Г.Корнилова, на флот поступила следующая юзограмма:
Юзограмма № 10620
Срочно. Гельсингфорс. Командующему Флотом
Генерал Алексеев прибыл в Могилев сегодня, арестовал генерала Корнилова и прочих причастных к этому лиц.
Генерал Алексеев вступил в исполнение обязанностей Начальника моего Штаба. Мятеж подавлен. Предписываю флоту быть особенно бдительным и находится на своих постах, отнюдь не допуская коголибо из кораблей покидать свои позиции.
Следует быть готовым к попытке высадки в Мевнимуотто с целью поднять восстание в Финляндии
Верховный Главнокомандующий Керенский
По информации из Петрограда, которую довели до офицеров в Гельсингфорсе, вечером 26 августа Временное Правительство отказалось в угоду А.Ф.Керенскому объявить главнокомандующего генерала от инфантерии Л.Г.Корнилова бунтовщиком.
27 августа Л.Г.Корнилов отказался подчиниться указу А.Ф.Керенского о его смещении с должности верховного главнокомандующего. В ответ непокорный военноначальник был объявлен А.Ф.Керенским мятежником.
Мичману Садовинскому было понятно, что для А.Ф.Керенского это была лишь часть выполняемого им плана: сначала А.Ф.Керенский поменял либерального генерала А.А.Брусилова на сторонника жестких мер генерала Л.Г.Корнилова, затем согласился выдвинуть к Петрограду корпус генерал-лейтенанта А.М.Крымова, а после этого проводил переговоры со Ставкой, через князя Н.Н.Львова, с целью опорочить генерала Л.Г.Корнилова. А.Ф.Керенский распустил правительство и присвоил себе диктаторские полномочия, собственноручно отстранив Л.Г.Корнилова от должности…
— Несложно понять, — рассуждал Садовинский, — насколько противозаконны действия премьер-министра Керенского.
Мичман Садовинский понимал, что по существу, имел место не
«Корниловский», а «Керенский» мятеж, или точнее сказать, провокация со стороны А.Ф.Керенского с целью окончательно дезорганизовать армию и флот и укрепить собственную власть, стать диктатором. Конечно, Садовинский не знал, действовал ли А.Ф.Керенский в своих узколичных интересах или имел особые указания, но с помощью временных «союзников-большевиков» ему удалось остановить генерала Л.Г.Корнилова у стен Петрограда и, что будет дальше с этим «союзом» не мог сказать никто.
Эти события имели для морских офицеров в Гельсингфорсе самые тяжелые последствия. Фактически, флотские офицеры никак не участвовали в «Корниловском мятеже» и узнавали о происходящем в Петербурге, как и все, из газет. Но судовые комитеты потребовали от всех офицеров подписки о признании Временного Правительства и о непричастности их к корниловскому выступлению.
И опять не обошлось без офицерской крови! 30 августа на линейном корабле «Петропавловск» судовым комитетом, якобы за отказ дать подписку, были арестованы, а затем зверски убиты лейтенант Б.Тизенко, мичманы Д.Кандыба, К.Михайлов и М.Кондратьев. Очевидец этих событий пишет:
«Арестованных офицеров следовало доставить на Эспланадную пристань, где их должны были уже ожидать представители Центробалта. Однако, вместо того, чтобы идти туда, катер направился на Елизаветинскую пристань, в стороне от центра города.
Увидев это, офицеры стали требовать, что бы их везли именно на Эспланадную пристань, но конвой объявил им, что они приговорены к смерти и сейчас будут расстреляны! Когда офицеры были высажены, их выстроили спиной к морю… Им предложили проститься. Они только пожали друг другу руки. Раздался залп, и мичманы Кандыба и Кондратьев упали, а лейтенант Тизенко и мичман Михайлов остались еще стоять. Они были все в крови…
Матросы, как дикие звери, бросились на офицеров, стали их расстреливать в упор из револьверов, колоть штыками и бить прикладами. В результате вся грудь у них была изрешечена пулями, каждый имел не менее шестнадцати ран. Удары наносились в головы, от чего оказались пробиты черепа и выбиты зубы. Лейтенант Тизенко долго не умирал и просил скорее добить его. Несколько матросов прикладами выбили ему зубы, сломали нос и исковеркали все лицо. Потом их тела были… отвезены в покойницкую, где и брошены на пол. Вид убитых был ужасен: платье изодрано в клочья, некоторые были без сапог, все грязные и так изуродованы, что страшно было смотреть»…
Это убийство офицеров глубоко возмутило в Гельсингфорсе не только русских, но и местных жителей. Отдать последний долг погибшим явилось много совершенно посторонних флоту лиц. Могилы были сплошь усыпаны цветами».
Это зверское убийство ни в чем не повинных молодых офицеров в очередной раз ожесточило сердца офицеров флота. Но притупленное, за эти жуткие месяцы, сознание уже не воспринимало происходящее, как личную трагедию, и мичман Бруно Садовинский, продолжая служить на миноносце «Расторопный», лишь по тягучей боли в груди, почувствовал, что еще один рубец лег на его, уже такое измотанное сердце.
Очень тяжело переживали происходящее на флоте и другие офицеры. Несмотря на все усилия адмирала А.В.Развозова Балтийский флот продолжал катиться по наклонной плоскости.
Командир «Расторопного» капитан 2 ранга Александр Иванович Балас не выдержал, слег с болезнью сердца. 2 сентября 1917 года вышел приказ начальника 9-го дивизиона эскадренных миноносцев капитана 1 ранга Якубовского о назначении мичмана Воронина временно исполняющим обязанности командира «Расторопного», вместо заболевшего командира капитана 2 ранга А.И. Баласа.
ПРИКАЗ
Начальника 9-го Дивизиона эскадренных миноносцев Балтийского моря
эск. м. «Дельный» 2-го сентября 1917 г.
№ 175
На время болезни капитана 2 ранга Баласа мичман Воронин назначается временно командующим эскадренным миноносцем «Расторопный».
Капитан 1 ранга Якубовский
В другое время мичман М.М.Воронин этим назначением очень бы гордился, но сейчас друзья, проводив А.И.Баласа в госпиталь, собрались в кают-компании, как на поминки. Настроения не было никакого. Сидели за столом молча, ссутулившись, напоминая людей собравшихся помянуть только, что схороненного родственника.