Территория пунктира
Шрифт:
Стоп! О чём я вообще? Я Георгий Саламанов, восходящий. Моя задача: выбраться из этой канители и… и…
Прямо перед собой я увидел оружейный пояс Улли. Он валялся в пыли, словно дохлая змея увешанная драгоценностями: револьвер, нож в индейских ножнах, патроны в ячейках. Господи, этот помощник шерифа просто дебил. И я тоже дебил, если сразу не обратил на пояс внимание.
Я крутанулся на заднице, вытянул нож, перекинул его в пальцах лезвием вверх и под однотонные постанывания помощника начал резать верёвку на запястьях — всё как в лучших вестернах и боевиках. Резать старался быстро, не заботясь о наносимых самому себе ранах. Через несколько секунд рукоять ножа
Почувствовав свободу, я подхватил пояс, вытащил револьвер. Перед глазами дёргалось голое сиденье помощника. Он урчал от удовольствия и, видимо, уже был близок к окончанию семидолларового забега. Я не позволил ему финишировать, пусть знает в следующий раз, каково это лишать удовольствия бесправных заключённых. Удар рукоятью по затылку отправил его в нокаут.
— Всё что ли? — не разгибаясь, спросила тощая.
— В некотором роде, — подтвердил я.
От испуга она раскрыла рот, и я поспешно сунул ей дуло к виску.
— Только закричи!
— Нет, нет, Плешивый…
— Вот и хорошо. Сиди здесь до вечера. Если встанешь, я тебя найду и ножом исполосую. Будешь только со слепыми трахаться.
Пока она осознавала происходящее, я застегнул пояс и осмотрел револьвер. Это был старый армейский Ремингтон сорок четвёртого калибра. Помнится, в прошлое моё посещение Дикого Запада у меня был миротворец, и я неплохо им владел. Надо проверить, что осталось от прежних навыков.
Вернув револьвер в кобуру, я опустил руку вдоль бедра и резким движением выхватил оружие, направив ствол на тощую. Получилось быстро, во всяком случае, память подсказала, что Плешивый Билл был намного медленнее. Тощая икнула.
— Билл, ты же обещал…
— Не ссы, не обижу.
Я повторил трюк по выхватыванию револьвера из кобуры ещё несколько раз. Удобнее всего это было делать с одновременным шагом правой ноги назад, а стрелять не с вытянутой руки, а от бедра. Правда, в этом случае оставался открытым вопрос меткости, но это можно проверить только в реальной перестрелке.
Я подобрал шляпу помощника, сбил с неё пыль и надел, чуть надвинув на глаза, чтобы прикрыть лицо.
Штейн обещал вытащить меня из этой клоаки через полчаса. Прошло уже минут сорок или больше. Что делать? Раньше из калибровок я выходил путём собственно гибели. Застрелиться? Нет, самоубийство мне претит. Бежать и прятаться тоже бессмысленно. Жить здесь до тех пор, пока меня не поймают и не вздёрнут или пока я сам не сдохну от старости, глупо. Да и не хочу я такой жизни.
Можно сделать доброе дело и попытаться спасти тех преступников, с которыми Плешивый Билл последние несколько лет грабил поезда и угонял скот. Кто знает, а вдруг это и есть выход из ситуации? Я их спасаю, калибровка возвращает меня безболезненно назад в Состояние. Достоин же мой носитель хоть какого-то сострадания.
Перед глазами калейдоскопом прокатилась жизнь Плешивого. Вырос он на ранчо в Монтане. Отец, канадский траппер, к сорока годам решил осесть и заняться разведением лошадей. Мать, чистокровная индеанка из речных кроу, вырастила сына как настоящего индейского воина. Я отметил про себя, что легко читаю следы и пользуюсь ножом, как будто он продолжение моего пальца. Собственно, это и была моя основная работа в банде — следопыт. Аарон часто подтрунивал надо мной из-за того, что я не заметил засаду арапахо и лишился половины скальпа. Но, во-первых, арапахо тоже не из глины слеплены, а во-вторых, я был пьян в зюзю. Какие могут быть следы в таком состоянии?
Но в тот день Аарон меня спас, хотя мог проехать мимо. С того случая и пошла наша
— Эй, Улли, — услышал я, — спите тут что ли, или на пару эту шлюшку дерёте?
По тропинке спускался ещё один помощник шерифа. Я нагнул голову ниже и, стараясь подражать хрипотце Улли, ухмыльнулся:
— Третьим хочешь стать?
— Да мне…
Договорить он не успел. Я вбил кулак ему в живот и рубанул ребром ладони по шее. Он сел на задницу, но не выключился. Крепкий, сукин сын. Пришлось добивать коленом в голову. Это напомнило уроки в агеле по панкратиону. Только удар у меня почему-то стал слабее.
Я оттащил второго помощника к загону, подобрал дробовик, проверил, заряжен ли, потом обыскал карманы, нашёл ещё три патрона. Для освобождения банды этого арсенала не хватит. Что же делать?
В корале заржала лошадь. Конюхи закончили возню с сеном и готовили на выезд гнедого жеребца. Ох, красавчик. Широкая грудь, чёрная грива. Настоящий рысак! На таком за сутки до Передового хребта [45] добраться можно, а там ищите меня среди альпийских лугов и снежников хоть целой дивизией — не найдёте.
45
Горный хребет в южной части Скалистых гор.
Положив дробовик на сгиб руки, я подошёл к коралю и кивнул рябому парнишке.
— Седлай жеребца.
— Плешивый? — узнал он меня и опешил. — Тебя ж повесить должны были…
Второй конюх потянулся за вилами.
Я взвёл курки дробовика и покачал головой:
— Не советую.
— Ты не будешь стрелять, — сглотнул тот. — Выстрел услышат… сбегутся…
Я указал на кораль.
— Вон того солового тоже седлайте.
Пока они седлали лошадей, я продумал своё ближайшее будущее. Собственно, особо думать было не над чем. Умирать я не хочу и не буду, пусть Штейн и Файгман сами удавятся. А я останусь здесь. Не уверен, что смогу освободить всю банду, но попытаться нужно. Хотя бы Аарона. Он мне нужен, чтобы освоиться на этих землях и не наделать лишних глупостей на первых порах. Память Плешивого штука хорошая, но полной картины она не открывала. То ли она у него была короткая, то ли я делал что-то не так.
Когда конюхи оседлали лошадей, я загнал обоих в конюшню и закрыл ворота на засов. Сел на гнедого, солового взял на привязь и по тропинке мимо свиного загона поехал к площади. Тоненькая всё ещё хлопала глазами, боясь шевельнуться, возле неё бездвижно лежали помощники. У шерифа их всего трое, значит, остался один, плюс сам шериф, плюс трое пинкертонов. Пятеро. Да ещё половина мужчин на площади воевали в Гражданскую, а вторая половина — с индейцами. В общем, дурак я.
Обогнув здание городской ратуши, я понял, что «дурак» — мягко сказано. Спасти Аарона я не мог, как и братьев Ромеро. Ждать моего возвращения шериф не стал, и все трое покачивались на верёвках. Площадь на половину опустела, шериф нетерпеливо прохаживался вдоль по эшафоту, пинки курили, сойдясь в кружок.