Террор Бешеного
Шрифт:
— Опущу мелкие, не столь важные подробности и термины. Сообщу главную мысль, прозвучавшую у нескольких, работавших независимо друг от друга, специалистов.
— Вы что, испытываете меня на прочность?
— Ладно, не сердись. Слушай лучше. Почти все из них сошлись на том, что наш Воронов подвергся какому-то психосоматическому воздействию. Отсюда и неадекватность поведения в отношении близких ему людей.
— Это точно или высказано лишь как предположение?
— Стопроцентного вывода никто из них не дал, но меня настораживает, что каждый из них, исследовав запись
— А что вы думаете по этому поводу?
— Я? Мне труднее сделать правильный вывод: во-первых, я не специалист, во-вторых, ты знаешь о жизни Воронова гораздо больше меня! Вот и выходит, что только ты, услышав разные точки зрения, можешь найти наиболее точный ответ.
— Хорошо вы сказали: разные точки зрения! — напомнил Савелий. — Пока я услышал лишь одну.
— Были и другие, но настолько неправдоподобные, что не стоит даже голову тебе морочить. Правда, одна меня задела всерьез.
— Какая?
— Понимаешь, Савушка, если бы речь шла о каком-нибудь важном политическом или государственном деятеле или о денежном мешке, то я бы с нее и начал. Но речь идет об обыкновенном майоре ФСБ.
— И все-таки?
— Тебе, конечно же, известны разработки спецслужб разных стран, связанные с кодированием человека?
— Об этом особенно много писалось, когда почти подряд покончили с собой несколько высокопоставленных чиновников КПСС после путча 1991 года. Честно говоря, я не очень в это верю. Мне кажется, что такое кодирование может быть успешным только в отношении слабых людей, слабых не физически, а слабых духом! Надеюсь, вы не считаете таким Андрея?
— Не считаю, но я на твоем месте не был бы столь категоричен. Помнится, ты сам как-то убеждал меня, что человек пока использует только три-четыре :;процента возможностей своего мозга…
— Могу и сейчас подтвердить это.
— А ты возьми и представь себе, что кто-то сумел найти способ воздействия именно на те самые про-' центы мозга, что не используются человеком! Вообрази, что может натворить такой человек?
— Честно говоря, даже думать об этом не хочется!
— Хочется не хочется, а приспичит — придется подумать. Во всяком случае, я бы на твоем месте, встретившись с Вороновым, был бы крайне осторожен: неизвестно, насколько сильно воздействовали на его тело и мозг.
— Вы хотите сказать, что я должен опасаться предательства своего брата? Того брата, который не раз рисковал своей жизнью, чтобы спасти меня?
— Мне кажется, Савелий, ты чего-то недопонимаешь, — заметил Богомолов. — Опасаться ты должен не предательства близкого человека, опасаться ты должен того, кто будет скрываться под личиной твоего брата!
— Господи, неужели такое возможно?! — с болью воскликнул Савелий.
— Может быть, и нет, но к этому нужно быть готовым! — уверенно сказал генерал.
— Вы сообщили Лане, что Андрей исчез? — спросил Савелий.
— Нет, не смог. Я сказал ей, что Андрей выполняет спецзадание.
— И правильно сделали. Узнай Лана об исчезновении Андрюши, неизвестно, как бы она
— Какая разница? Как только ты ступишь на американскую землю, тебя сразу начнут подстерегать опасности: не забывай, что на тебя охотится Тайный Орден! Честно признаться, я очень сильно переживаю за тебя. Может быть, стоит кому-то тебя подстраховать? — ненавязчиво предложил Богомолов.
— Нет, Константин Иванович, это мой брат, и он обратился за помощью ко мне. А значит, это моя битва! — категорически возразил Савелий.
— Ну, что ж, тебе виднее, — неохотно согласился генерал, — я скажу своим, чтобы они на всякий случай проследили завтрашний звонок.
— Хорошо. До завтра.
— До завтра, Савушка.
Побывав на Втором космическом Сходе, где Учитель заверил его, что Космос берет на себя заботу и о его близких, Савелий был уверен, что непосредственно жизни Воронова ничто не угрожает, однако если прав Богомолов, то опасность, настигшая его брата, не менее серьезна, чем смерть. И потому он должен как можно скорее попасть в Нью-Йорк, чтобы прийти к нему на помощь. С мыслями об этом Савелий и заснул.
Тем не менее во сне к нему явился не Андрей Воронов, а Розочка: почти в деталях повторился ранее виденный сон. Почему-то Савелию пришло в голову, что идиллия, которую он сейчас, во сне, наблюдает, очень походит на картину великого Рафаэля — «Мадонна Bеllа Bеcia»: в старинном роскошном кресле сидит Розочка и, нежно обняв упитанного мальчугана, прижимает его к своей груди. Савелия эта сцена настолько поразила, что он даже хотел спросить, что это за мальчуган, но в этот момент заметил, что и Розочка, и младенец смотрят на него с укором и тревогой.
— Почему ты так на меня смотришь? — спросил Савелий.
— А разве ты не понимаешь? — с грустью ответила Розочка.
— Что я должен понять? — удивился он.
— Боже, какой же ты у меня глупенький, — ласково сказала она и вдруг заразительно рассмеялась.
— Как же я соскучился по тебе!
— Так почему же не приезжаешь?
— Я приеду. Приеду очень скоро.
— Савушка, родной мой, будь осторожен! — неожиданно воскликнула она с болью в голосе.
— О чем ты?
— Будь осторожен! — повторила она, и ее изображение, как и образ ребенка на ее руках, стало таять на глазах, однако ее голос продолжал и продолжал повторять, даже тогда, когда они совсем исчезли из виду: — Будь осторожен, родной! Будь осторожен, родной!..
И после этих слов, буквально на несколько мгновений, во сне появился Воронов. Он стоял в каком-то темном помещении в икс-образной позе: ноги расставлены, руки подняты кверху, голова бессильно опущена на грудь. Его руки и ноги были закованы в цепи. Андрей поднял голову и тихо попросил:
— Братишка, спаси меня!
— Кто тебя заковал в цепи?
— Спаси меня! — повторил он.
— От кого?
— От меня самого!
— От себя? О чем ты говоришь?! — удивленно воскликнул Савелий, но ответа не получил: Андрей растворился точно так же, как и Розочка.