Террор и демократия в эпоху Сталина. Социальная динамика репрессий
Шрифт:
Так же благополучно разрешилось дело Фокина. По его признанию, он, хотя «всегда выступал за линию, проводимую партией», подвергал сомнению аграрную политику Работая в цеху рядом с сезонными рабочими, которые были крестьянами, он считал, что «крестьянство очень сильно прижимают». Товарищи Фокина по работе «не были довольны политикой советской власти». Один из участников пленарного заседания выразил обеспокоенность по поводу того, что член партии Фокин имеет неправильное представление о положении сезонных рабочих: «Не совсем откровенно говорил т. Фокин. У него были колебания, нужно было бы ему откровенно все рассказать». По словам выступавшего, Фокин «путал много», «не сделал упор на бдительность». Участники пленума пришли к заключению, что Фокин запутался. Они предупредили его, чтобы в будущем он более осторожно формулировал свои мысли и торжественно обещали проверить, борется ли он за генеральную линию партии. {154}
Хвостов — заведующий Совпартшколой понимал, что результат дискуссий пленума мог оказаться хуже. Он рассказал, что голосовал за Троцкого в 1923 году, когда был студентом Свердловского
Ход дискуссии на заседании парткома показал, что участники собрания, осознавая масштаб деятельности и широкую распространенность идей оппозиции в 1920-е годы, с большой неохотой исключали из партии или даже порицали людей за их прошлые ошибки. Партком фабрики «Трехгорная мануфактура» проголосовал за исключение только одного члена партии из трех: Хвостова — за высказывание негативных комментариев в адрес Кирова и о соцсоревновании. Однако честное признание в сомнениях и оппозиционные взгляды в прошлом были позволительны в определенных пределах. Каплун, как и многие сотни других людей, подверглась порицанию и была прощена партией. Сомнения Фокина по вопросам коллективизации и сельской жизни были распространенным явлением. Многие коммунисты в заводских цехах были обеспокоены тем, что должны поддерживать линию партии, несмотря на откровенные жалобы своих товарищей по работе. В обоих этих случаях ни активная деятельность в прошлом, ни непостоянство во взглядах не являлись достаточным основанием, чтобы оправдать исключение из партии. Партком фабрики все еще довольно терпимо относился к подобным обстоятельствам.
В течение весны 1935 года органы НКВД продолжали аресты и допросы бывших оппозиционеров, но партком «Трехгорки» слишком пассивно включался в охоту на врагов. Они исключили из партии одного человека то, что тот скрыл, что его отец был кулаком, другого, по фамилии Альтшуллер, исключили за карьеризм. Эти события взволновали других членов партии. Секретарь парткома написал письмо в Комиссию партийного контроля с требованием расследовать, кто рекомендовал и принял на работу Альтшуллера. Были наведены дополнительные справки о Каплун. Обнаружилось, что она организовала две оппозиционные группировки на табачных фабриках, была активисткой более долгое время, чем заявила, и что она была исключена из партии не единожды, а дважды — за «отклонения от генеральной линии партии». Нечестность навредила ей больше, чем ее прошлое. Парторганизация согласилась с тем, что она до сих пор придерживается оппозиционных убеждений, и что ей удалось замаскироваться, притворяясь честной работницей. В этот раз она была исключена из партии. {156}
За исключением этих двух случаев, собрания проходили в основном в плановом порядке. Озабоченный большим количеством на фабрике женщин-работниц, партком уделял большое внимание вопросам питания детей, школьным и жилищным проблемам, поощрял за хорошее воспитание детей, а также решал свои внутренние вопросы. На пленуме парткома официально объявили строгий выговор ткачихе, допустившей брак; продавцу, который реализовал идеи коммунизма на практике и снизил цены в продуктовом магазине, продавая рабочим рыбу по цене, ниже установленной государством. Также были объявлены выговоры другим членам партии: за пьянство в общественных местах, за антисемитизм и финансовые нарушения. {157} , [16] Проявляя озабоченность по поводу работы и поведения отдельных лиц, члены парткома несколько суровее относились к оппозиционерам. Однако, несмотря на отдельные случаи исключения из партии и демонстрацию большей бдительности, убийство Кирова и январское письмо Центрального Комитета партии, — все это не слишком нарушало ход деятельности парторганизаций на местах. Членов партии наказывали за пьянство, игру в Робина Гуда, неполадки на работе и изредка встречающийся фанатизм. Другими словами, весной 1935 года политическая атмосфера на местном уровне лишь слегка затуманилась. В основном партийная жизнь на предприятиях не изменилась. [17]
16
Выговор или строгий выговор были официальной формой порицания, записывались в личное дело члена партии. Выговор также мог быть снят.
17
На фабрике «Красный богатырь» преобладал тот же принцип.
Усиление бдительности
В начале лета напряженность в Центральном Комитете партии существенно усилилась, когда члены административной службы Кремля были обвинены в участии в террористических группах, целью которых было убийство И. В. Сталина и других лидеров партии. На пленуме ЦК в июне 1935 года Ежов представил свою последнюю версию по делу Кирова, обвиняя Зиновьева, Каменева и Троцкого в непосредственном участии в убийстве Кирова,
Несмотря на суровые обвинения в адрес Ежова, пленум Центрального Комитета партии не имел четкой позиции в том, как поступить с Енукидзе. Сталин и Ворошилов мягко выбранили его: «Ты что — ребенок? Если ты испытываешь сочувствие к кому-либо, ты бы мог спросить у кого-нибудь из нас». Сталин добавил: «Почему спросить? Пусть Енукидзе раздает деньги из своего собственного кармана, а не из государственных средств». Енукидзе извинился, но, в то же время отказался признать, что был полностью неправ. «Я был не в состоянии отказать этим просьбам», — просто сказал он. «Называйте это, как хотите». Один историк отметил: «С политической точки зрения он все еще читал другую страницу». Голоса разделились, и после продолжительных колебаний Центральный Комитет вывел Енукидзе из состава ЦК ВКП(б) и исключил из партии. {159}
Новые обвинения против Зиновьева и Каменева, раскрытие заговоров внутри Кремля и исключение из партии Енукидзе ознаменовали критические изменения в политическом климате. Антигосударственные шутки, критика и слухи предстали теперь в другом свете. Пленум жестоко критиковал Енукидзе за допущение «атмосферы», поощрявшей врагов. Но руководство все еще сомневалось, каким образом можно принудительно принять новую формулировку понятия «лояльность». ЦК не стал проверять обвинения Ежова против Зиновьева и Каменева, не опубликовал рукопись Ежова о фракционизме и контрреволюции и спустя год восстановил Енукидзе в партии. Через шесть месяцев после убийства Кирова руководство не было уверено в том, как интерпретировать это событие. {160} , [18]
18
Гетти отмечает, что согласно первой версии стенографического отчета пленума Центрального Комитета партии, голоса по Енукидзе разделились. В более поздних версиях документа говорится, что голосование было единодушным. Гетти приводит убедительные доказательства колебаний в «верхах».
Пока члены ЦК приобретали первый опыт «бдительности», парткомы занимались организационной проверкой, последовавшей после обмена партийных документов. В июне 1935 года тщательная проверка началась как «административно-хозяйственная работа». Согласно полученным инструкциям ее целью было исключение из списков выбывших, регистрация членов партии и верификация партбилетов; об убийстве Кирова не было сказано ни слова. Областные и районные партийные руководители, ответственные за проведение проверки и обмена, были озадачены этой процедурой и ее целями. Разве прошлая оппозиционная активность может считаться провинностью? Требовалось ли направлять в НКВД информацию об исключенных из партии? Нужно ли для НКВД разрешение прокурора, чтобы начать расследование? Чтобы уяснить роль партии, прокуратуры и НКВД, в сентябре 1935 года Ежов обратился к областным секретарям партии. Принижая роль прокуратуры и суда, он призывал секретарей ВКП(б) устанавливать более тесные связи с НКВД. К декабрю НКВД уже активно участвовал в партийных чистках, предоставляя областным руководителям партии компрометирующие материалы на коммунистов. {161} Однако местное партийное руководство продолжало относиться к проверке и обмену партбилетов как к рутинной процедуре, которой предшествовала тщательная проверка документов членов партии, их биографических данных, личного поведения и деятельности.
Местные партийные организации вели заведомо скупые записи. Члены партии часто теряли или неправильно заполняли партбилеты, не учитывали в билетах уплаченные взносы. Например, в период с июня по октябрь 1935 года партком металлургического завода «Серп и молот» исключил из партии двадцать человек за различные проступки, в том числе непосещение собраний, несоответствие документов, предоставление неверных биографических сведений, критику государства и партии. Старый литейщик Ильин, имевший двадцатилетний трудовой стаж и десятилетний партийный, был исключен из партии за выражение недовольства государственными займами. Члены партии соглашались с тем, что кампания по займам на заводе «Серп и молот» создавала «очень напряженную обстановку» среди рабочих, которым едва хватало средств на основные расходы. Кто-то подслушал, как жаловался Ильин: «Они снова нас обкрадывают, они у нас все отбирают». {162} Хотя партком тщательно проверял своих членов, было немного разговоров о «замаскировавшихся врагах», о предателях или оппозиционерах. Эта чистка, по крайней мере, на начальном этапе мало чем отличалась от тех, которые партия проводила в прошлом.