Террор и демократия в эпоху Сталина. Социальная динамика репрессий
Шрифт:
Некоторые рабочие, не знавшие, о том, что их высказывания передаются высшему руководству открыто поддерживали обвиняемых. Кто-то из них говорил о предательстве идеалов революции. Табельщик Дедовского завода в Московской области рассказал своим товарищам по работе анекдот: «Ленин в Мавзолее обратился с просьбой к т. Сталину: “Переверни меня вниз лицом, чтобы я не видел всего того, что вы творите”». {211} Беспартийный автогенщик одного завода сказал: «Понятно, что Троцкий и Зиновьев хотят власти. Но у них есть свои убеждения. Может быть, в самом деле стоило бы сделать вторую революцию. Ленин говорил, что всем будет свободно, а на самом деле, свободы нет. Вот, например, я не хотел бы пойти на собрание, а меня заставляют идти; я не хотел бы работать, а меня заставляют. {212} В трепальном цехе прядильной фабрики помощник мастера, впоследствии исключенный из партии, после собрания открыто призывал к новой революции: «Террор был, есть и будет! Да и вас заодно всех перевешать нужно! Обираете рабочий класс… Разорили всех совсем!» {213} , [26] В присутствии сорока рабочих в общежитии фабрики № 46 один уволенный и исключенный из партии рабочий, заявил во время чтения вслух газеты «Правда»: «Троцкий был другом тов. Ленина, и только
26
Призыв рабочего основан на популярном советском лозунге: «Ленин жил! Ленин жив! Ленин будет жить!»
Некоторые рабочие, обеспокоенные судьбой «правых» и других партийных руководителей, деятельность которых связывали с различными заговорами, настаивали на дальнейшем расследовании. Рабочий-комсомолец потребовал: «Я уверен, что еще многое выяснится и откроется для народа… Надо стереть с лица земли этих подлых агентов фашизма и злейших врагов народа». {215} Другие рабочие требовали расследовать деятельность Бухарина, Рыкова, Томского, Угланова, Сокольникова, Пятакова и других. Беспартийный бригадир одного из цехов заявил: «Все они, левые и правые, все время клянутся в своей верности, а на самом деле все время самым наглым образом обманывают партию. Вот они — Рыков, Бухарин, Томский — признали свои ошибки. Работают на больших, ответственных постах. Как же им сейчас доверять?.. Как же им можно верить в дальнейшем? — Нет, их нужно <…> проверить и привлечь к судебной ответственности». {216} Ткачиха Ногинской фабрики заявила: «Надо, чтобы Верховный Суд также до конца расследовал участие в контрреволюционной деятельности лидеров правого уклона… и других бывших троцкистов. Негодяй Томский испугался нашего приговора, Очевидно, не чист, раз жизнь покончил самоубийством». {217} Однако не все рабочие соглашались с этим. Огромная толпа людей, возбужденных слухами, стихийно собралась на улице перед квартирой Томского после его самоубийства. Несколько человек подслушали, как кто-то сказал, что Томский оставил посмертную записку Сталину, в которой говорилось, что он был всегда верен партии и совершил самоубийство, потому что не мог вынести клеветы. {218}
Партия использовала судебный процесс для осуществления своих политических планов. Партийные организаторы говорили о необходимости «укрепить дисциплину и повысить производительность труда». Рабочих призывали поддержать стахановское движение и повысить производительность труда и таким образом дать отпор «врагам». Например, на одном из заводов рабочие поклялись: «Мы, рабочие, в ответ на вылазки классового врага еще больше проявим большевистскую бдительность на всех участках социалистической стройки и еще шире развернем методы работы Стаханова, теснее сплотимся вокруг ЦК ВКП(б) и нашего любимого вождя народа товарища Сталина». {219} Эти шаблонные лозунги были для некоторых рабочих доказательством, что судебный процесс является всего лишь еще одним ухищрением с целью добиться повышения производительности труда.
Огромное число рабочих недавно переселилось в город из деревни. Многие бывшие крестьяне были глубоко разочарованы в коллективизации, но они ничего не знали об оживленных дискуссиях, проходивших в партии в 1920-е годы. Менее искушенные в политике, они считали советских руководителей негодяями, стремящимися вытянуть последнюю каплю крови из рабочих и крестьян. «Левые» или «правые» — для них не имело никакого значения. Они не верили, что партийные руководители, защищавшие свои привилегии, казнят своих товарищей. Беспартийный рабочий часового завода объяснил члену партии: «Они состряпали всю эту чепуху для того, чтобы провести какую-то кампанию. Зиновьев находится в Кремле, у него пять хороших квартир в Москве». {220} Ученик ткачихи также сомневался в достоверности процесса, считая его инсценировкой: «Чего вы говорите о Зиновьеве и Каменеве, — сказал он партийному организатору. — Все равно им ничего не будет, потому что они друзья Сталина». {221}
Таким образом, мнение рабочих о судебном процессе включало в себя весь спектр взглядов — от резкого осуждения обвиняемых до упорной настойчивости узнать «правду» о революции, до всеобщего признания большевиков новыми эксплуататорами. К тому же, независимо от того, какое мнение высказывали рабочие, они оказались глубоко втянутыми в процесс. Многие из них спрашивали, можно ли отпроситься с работы, чтобы присутствовать на процессе. «Можно ли всем присутствовать на процессе, так как было бы интересно посмотреть на этих гадов?» — спросил один из них. Некоторые просили разрешения посетить суд, послать на него с заводов своих представителей или послушать заседания суда по радио. {222} Шокирующие признания обвиняемых оживили рабочих на долгие недели, давали им долгожданное отвлечение от тяжелой работы. Тем не менее судебный процесс существенно не изменил отношения в рабочей среде и повседневный ход дел в парткомах. Даже рабочие, решительно выступавшие за смертную казнь обвиняемых, были мало заинтересованы в расширении поиска врагов на своих заводах. Судебный процесс был глубоко захватывающим спектаклем, но это было всего лишь отвлечением от повседневной жизни, а не частью ее.
Поиск врагов повсюду
К сентябрю 1936 года неспособность областных комитетов партии очистить свои ряды стала раздражать руководство Центрального Комитета партии. Областные парторганизации заставляли городские и районные комитеты находить и исключать из партии «лиц, сомневающихся или колеблющихся в своей преданности», связанных «в настоящем или прошлом с троцкистами или зиновьевцами». {223} Городские и районные комитеты в свою очередь давили на заводские парткомы, которые равнодушно реагировали на письмо Центрального Комитета ВКП(б) от 29 июля и на последовавшее за ним более жесткое письмо МГК партии. [27] Местные руководители не спорили с утверждением руководства партии, что высокие руководящие посты занимали враги, но и не были склонны искать троцкистов «у себя под кроватями».
27
ЦАОПИМ не дал мне разрешения ознакомиться с письмом Московского городского комитета партии, несмотря на то, что о нем упоминается, и оно цитируется в других документах. — Авт.
В середине сентября Московский городской комитет партии послал одного из своих секретарей — С. З. Корытного для сбора сведений по результатам проверки. Корытный был крайне раздосадован тем, что он выявил во время посещения семи районов. В ходе настойчивых расспросов он обнаружил, что при проверке и обмене партийных билетов районное руководство действовало бессистемно: они не знали полномочий местных партийных руководителей, не понимали цели чисток и не вели соответствующие записи. На многих небольших заводах, в мастерских и в учреждениях не было ни одного члена партии. Некоторые предприятия ни разу не посещались представителями парторганизации. Например, в Таганском районе только в 152 из 500 предприятий имелись партийные организации. Большинство партийных организаторов были рассредоточены по всему городу небольшими группами. Они хорошо знали и доверяли друг другу, поэтому не строго подходили к процессу проверки. Более крупные организации, заваленные работой по проверке
Многие коммунисты, выполнявшие важную работу, считали проверку скучным бюрократическим занятием, которое отрывало их от более насущных задач. Партийное руководство Свердловского района, в котором располагались такие государственные учреждения как Госплан, Комиссия советского контроля и Народный комиссариат лесной промышленности, сначала отказались помочь в организации проверки в ущерб своей работе. Районное руководство, боясь оскорбить руководящих членов партии неуместными вопросами об их биографиях, сосредоточили свое внимание на рабочих крупнейшего в районе завода. Корытный, неудовлетворенный таким двояким подходом, принудил их пересмотреть учетные данные по всем членам партии, тщательно проверяя биографические сведения, содержание последних выступлений и протоколы собраний. {226} Районное руководство не только с осторожностью относилось к необходимости проверки членов партии, занимавших руководящие посты, невысок был авторитет районных руководителей и среди беспокойных рядовых коммунистов. Типичным примером пассивного, причинявшего мало беспокойства, но досаждавшего членам райкома партийца, был Отдельнов, председатель артели бельевщиков. Он отказался восстановить на работе работницу, которую исключили из партии и уволили за подделку финансовых документов, не взирая на то, что после расследования она была восстановлена в партии. Районный партком оказал давление на Отдельнова, который предложил, чтобы этот вопрос решали рабочие цеха. Рабочие проголосовали в поддержку Отдельнова; на собрании звучали гневные выкрики в адрес райкома: «Райком защищает жуликов. Отдельнов — наш спаситель. Он дает нам кусок хлеба». Неправильное ведение дел было типичным методом управления «политикой» на местном уровне. В конечном счете борьба за власть плохо закончилась для Отдельнова. Районное партийное руководство, внимательно изучив свои записи, обнаружило некоторые компрометирующие его материалы и исключило из партии. Один из членов партии недовольно сказал: «Одного дурака хотят снять, а другого посадить». {227} Несомненно, что руководство Центрального комитета представляло себе чистку партии от «врагов» совсем иначе.
Кого считать троцкистами-зиновьевцами?
Даже осенью 1936 года руководство районного комитета партии все еще не решило, кого считать политическим врагом. В письмах Центрального Комитета ВКП(б) и Московского городского комитета партии строго указывалось на необходимость досконально проверить личные дела бывших оппозиционеров. После тщательного изучения содержания писем, районное руководство все еще не было уверено в том, как определять троцкистов и зиновьевцев. Те ли это люди, которые голосовали за резолюцию Троцкого в 1923 году или это те, кто занимается оппозиционной деятельностью в настоящее время? Казалось несправедливым наказывать трудолюбивых, верных товарищей за «ошибки», совершенные ими более десяти лет назад. С другой стороны, кажется, нет ни одного члена партии, который в настоящее время был бы вовлечен в деятельность троцкистов. Если эти люди «замаскировались», как их обнаружить? Когда в Таганском районе Москвы арестовали как троцкиста директора завода, его товарищи по партии были изумлены. «Он был политически безграмотным», — сказал один из них. Другой удивился: «Как человек с таким узким кругозором мог вдруг стать троцкистом?». Независимо от того, что говорил Сталин, и о чем писали газеты, эти члены партии считали троцкистов образованными марксистами с четким пониманием политических вопросов. Как мог «политически неграмотный» директор стать троцкистом? {228}
При всеобщем замешательстве отношение к членам партии, участвовавшим в оппозиции в 1920-е годы, сильно отличалось в разных районах города. Письмо Московского горкома партии предупреждало о недопустимости «механического подхода к срыванию масок с врагов», но в райкомах не понимали, что это означает. Корытный пришел к заключению, что при проведении чистки необходима политическая острота, которая соответствовала бы данным государственной и городской статистики. Проверка партбилетов в 1935 году и их обмен в 1936 году не привели к большому количеству исключений их партии по политическим причинам. По всей стране около 8,8% членов партии, что составляло 3 тыс. 324 человека, были исключены за принадлежность к троцкистам и зиновьевцам. {229} Данные по семи районам Москвы, которые проверял Корытный, содержали те же результаты. Самая большая группа людей была исключена из рядов партии за незначительные проступки, такие как плохая посещаемость собраний, неуплата партийных взносов или нежелание учиться. В Первомайской районе около 30% членов партии были исключены за «пассивность». Корытный сердито отчитывал районное руководство: «Это не те люди, которых вы должны были исключить». Партийные секретари попали в еще более скверное положение, чем рядовые коммунисты. В Киевском районе около четверти секретарей партии, т. е. 40 человек из 170, были отстранены от должности, а в Таганском районе их число составляло одну пятую часть, т. е, 30 человек из 152. Большинство из них были уволены за плохую организацию работы или за невыполнение производственного плана, но не за участие в политической оппозиции. Начиная с сентября 1936 года, 4 тыс. 50 коммунистов и 4 тыс. кандидатов в члены партии прошли проверку партбилетов в Таганском районе. Из них 105 человек были исключены из партии, в том числе — 24 человека за принадлежность к троцкистам-зиновьевцам, что составляло около 6% коммунистов этого района. Кроме того, их большая часть, 17 человек из 24, были исключены после писем Центрального Комитета и Московского горкома партии. Корытный был в ярости из-за нерасторопности руководства Таганского района. Он отметил, что они не затруднили себя проверкой ни одного из сорока доносов, полученных ими. «Чего же вы еще ждете?», — требовал Корытный от них: «Если он — враг, решайте о нем как о враге, если он честный человек, то сколько вы будете его мытарить». Однако райком партии проявлял мало интереса к расследованию доносов. Корытный ругал их и требовал прекратить искать такие предлоги как, например, «человек уехал в Башкирию». {230} , [28]
28
Во Фрунзенском районе только 57 человек были исключены из партии. В Молотовском районе партийное руководство изучило личные дела 2225 членов партии, исключило из своих рядов 38 «врагов» и собрало сведения на 85 человек, у которых были связи с левой оппозицией.