The Beginning of the End

MadameD

Через два дня после того, как она оказалась в древних Фивах, Белла получила некоторую свободу - ее стали выпускать во внутренний двор для прогулок. Она выходила в сумерки, после уроков, - посидеть в искусственном садике. А через двадцать два дня - через три христианские недели и две древнеегипетские - Белла получила позволение выйти в город.

Это было очень своевременно… только что прошли ее женские дни, в которые ей пришлось обходиться шерстяными валиками. Белла старалась даже не задумываться о том, насколько это негигиенично. Но было очень неудобно, особенно

ей, девушке.

Беллу позабавила - и одновременно очень опечалила мысль, что женский цикл для нее последняя возможность отсчитывать время. Дневник ее оборвался тогда же, хотя она писала как могла убористо; и дни, проведенные в храме, в затворничестве, уже сливались в одно. Белла почти никого не видела, кроме Менны, Хапимерит и еще одного жреца - Ипи, третьего “хем нечер”, который показался пленнице более молодым и чутким, чем Менна.

Жрецы и слуги, которые иногда попадались Белле в храмовых переходах, ни разу не заговаривали с нею и не приближались. Белле казалось, что никто из них даже не подозревает о ее необычности.

Тем лучше…

Но впервые открывшаяся перед ней возможность покинуть свою тюрьму окрылила Беллу. Она ощутила себя почти счастливой. Как изменилось ее сознание за эти двадцать дней!..

Белла все еще плакала ночами, грустя о доме, - но с каждым днем эта жизнь представлялась ей все более далекой. Может быть, на нее так подействовало пребывание в доме Амона. Ведь это было особенное, “намоленное” место, как некоторые прославленные монастыри: только сильное более приземленной и демонической, языческой силой.

Белла была рада услышать, что с нею пойдет Хапимерит. За это время она сблизилась со своей надзирательницей, и многое узнала о ней. Хапимерит действительно была “сунут” - женщиной-врачом, и имела в храме довольно высокий статус. Ей было сорок пять лет, и ее муж умер два года назад, от той же болезни, что и двое из их детей, сын и дочь. Хапимерит вырастила дочь и четверых сыновей, двое из которых стали храмовыми слугами, один - врачом, как она, а старший - корабельщиком, который ходил в “Великое зеленое море”* и видел разные заморские обычаи. Может быть, поэтому Хапимерит, наслушавшись рассказов сына, не была особенно потрясена появлением Беллы.

“А от чего умерли твои дети и муж? Почему?..” - Белла запнулась, поняв, что задала храмовой лекарке бестактный вопрос.

Хапимерит грустно улыбнулась.

“Ты спрашиваешь, почему я не смогла исцелить их? Их унесла лихорадка, от которой помогают только заклинания. Или не помогают”.

Белла уже знала, что египетские медики научились лечить болезни желудка, глаз, кожные недуги, останавливать кровотечение, укреплять женское здоровье и мужскую силу, помогать при родах в сложных случаях. Но инфекции, подстерегавшие людей в болотах или в стоячей воде, когда Нил не поднимался, оставались для них лихорадками, против которых не было средств.

Белла ощутила ужас при мысли, что сама она в любой день может подхватить здесь “лихорадку” и умереть, хотя она еще так молода. Что тогда сделают с ее телом?..

“Нет, нет, нельзя об этом

думать”.

Двери храма открылись для них утром, в блистающий третий день второго месяца перет - сезона разлива, в исчислении древних египтян. Белла так и не смогла даже примерно определить, какой это год до христианской эры. Но узнала, что первый год правления его величества Рамсеса, наследник которого, Звезда земли, носит имя Сети.*

Рамсес был уже стар, и сделал сына своим соправителем. Это было уже кое-что…

Прежде, чем покинуть дом Амона, Белла и Хапимерит посетили главный зал храма. “Гипостильный зал”, вспомнилось англичанке, когда она вступила в это огромное помещение. Ей в первый раз оказывалась такая честь.

Белла еще никогда не видела египетских дворцов и храмов снаружи, в их первозданном великолепии, - но при попадании в один такой зал у непривычного человека появлялась слабость в коленях. Это помещение было отделано двумя рядами толстенных колонн, капители которых в виде цветов папируса терялись в высоте, - а стены украшали огромные рельефы, изображавшие битвы и торжества фараонов.

“А если тут крикнуть?..” - подумала Белла. Она даже зажала рот ладошкой, чтобы нечаянно не вырвался кощунственный звук.

Тут вдруг Хапимерит взяла ее за руку намозоленной ладонью.

– Смотри, - шепнула женщина, указав вперед, в сторону группы бритоголовых людей в легких зеленых одеждах.
– Вон там - жрецы Осириса. Говорят, их особенно любит наследник, сын царя…

Жрецы Осириса?.. Какое-то смутное не то воспоминание, не то предчувствие заставило Беллу нахмуриться. Но ей было более интересно поближе взглянуть на других посетителей.

Сюда допустили нескольких высоких особ, в черных с золотом париках, в широких драгоценных ожерельях и пестрых складчатых одеждах. Знатная женщина обмахивалась веером из страусиных перьев, распространяя лотосовый запах своих духов. Чтобы разглядеть ее, Белла шагнула вперед.

Сегодня, в честь выхода, на ней самой и на Хапимерит были нарядные цветные платья и даже серебряные пояса. И Хапимерит, вместо обычного платка, надела дорогой парик и ожерелье из синих стеклянных палочек.

Прячась в тени колонн, Белла подошла к знатной даме, стараясь, чтобы та ее не заметила. И оказалась так близко к жрецам Осириса в зеленом, что смогла разглядеть их лица. Они вполголоса беседовали и не обращали внимания на девушку.

Один из этих жрецов чем-то зацепил ее взгляд. Еще не понимая, чем, Белла вгляделась в служителя Осириса: он стоял к ней в профиль. Это был молодой и статный человек, почти еще юноша.

Белле пришлось до боли прикусить губу, чтобы не вскрикнуть: она пошатнулась, в глазах стало темно.

Она только что увидела молодого Сети Амира. Вне всякого сомнения, ей предстал, в окружении жрецов Осириса, муж мадам Меилы.

* Средиземное море.

* Согласно одной версии, это 1306 год до н.э., с воцарением Сети I в 1304 г. до н.э.