«The Coliseum» (Колизей). Часть 2
Шрифт:
Шум уже стих, свет померк и через мгновение превратился в гаснущий фонарь в конце тоннеля. Наконец, тьма скрыла всё. Неожиданно Елена вспомнила про адрес-календарь под мышкой. Только сейчас ей показалось странным невнимание к нему человечка, который беспричинно, казалось, покинул ее. Да еще таким ужасным образом. Но с сожалением она опоздала. В перемешке чувств и впечатлений, она инстинктивно сжала кулак другой руки и облегченно вздохнула – дагерротип был с ней. «Облегчение» удивило своей неуместностью. Однако сердце не унималось – о чем-то ей всё это напоминало.
Женщина вслушалась: лязгающий гул,
«Боже! Неужели опять?! – Елена, как и тогда, вжалась в стену, лихорадочно соображая: контуры окон и дверь слева утверждали в неприятном подозрении. – Поезд! – мысль заставила ее вздрогнуть. Шум неумолимо нарастал. – Сейчас он перейдет в грохот, и потом начнется кошмар».
Вдруг догадка, которой в прошлый раз в смятении не было места, мелькнула в голове: бегущие тени оставались от света ярких панелей, «пролетавших» за окном.
«Полустанки? – лихорадочно перебирала варианты спасения мысль. – Я выхожу не там? Сколько?.. таких остановок в моей жизни?!» – голова инстинктивно повернулась вправо: так и есть! Стоп-кран!
Двери, стены и проемы тамбура начали изгибаться.
«Началось! – резануло в голове. – Врешь! Я знаю, что будет! Ты каждого уносишь дальше, если тебя не остановят! Но я уже другая!» – женщина, с трудом сохраняя равновесие, повернулась, переложила дагерротип в другую руку и сделала шаг вперед. Вагон сильно тряхнуло. «Ой»! – успела вскрикнуть Лена, зажмурилась и рванула кран на себя. Гул перешел в стон и потонул в скрежете металла. О голову что-то ударилась, ее бросило на пол, но тут же, словно по льду, понесло вперед, туда, где секунду назад виделась переборка.
Всё стихло. Журчание воды напомнило, что жизнь продолжалась.
– Ты вернулась.
Тяжелый вздох не дал владычице-тишине разделить с ней минуту, которую подарила судьба.
– Из зала удивительных снов ты ведешь за собой мужчину. Зачем? – голос, такой знакомый, ровный и такой желанный после всего, что произошло, казался чудом.
Елена подняла голову. Она снова была в зале с яшмовыми стенами, снова слышала водопад, видела кручи гор, а в глубине – пленника этой красоты. Метелице показалось странным, что не было боли – ни физической, ни душевной, лишь сожаление о пережитом, как о чем-то лишнем и ненужном, в том удивительном сне, который не хотела также увидеть вновь. Однако не было и радости. Лена с трудом поднялась.
– Но я одна, – прошептала всё еще дочь и жена. – Со мной никого нет.
– Есть. Он рядом. Как и с другими. Я должен был предвидеть, – Великий Слепой оставался в прежней позе.
– Безухов?! – тихо вскрикнула наша героиня.
– Мы не знакомы.
Елена вскинула голову:
– Так получилось. Но ведь это всего лишь сон? Не правда ли? – с надеждой миновать какую-то угрозу в ответе, спросила гостья грез, иллюзий и разочарований.
– Не так просто. Если бы все просыпались рядом с кем-то из своих снов… Или в том месте.
– Не хотелось бы… – вспомнив события, что привели ее в старую Москву, ответила женщина.
Слепой усмехнулся.
– А как же быть, если жизнь и есть главный сон? В котором ты однажды пробудилась.
– Почему
– Ты помнишь виденное при рождении?
Две складки на лбу Лены жили мгновение:
– Нет.
– Если бы кто знал, что увидел и почему закричал.
– Последнее, кажется, объяснимо. Больно.
– Увы. Один философ вопрошал: как же нам помнить то, что было до рождения? Если никто не помнит и первого дня.
– А разве… что-то было до?
– Человек, слова которого я привел, приподнимал завесу: «Христианство – это жизнь без смерти, а не жизнь после смерти». [33]
– Христианство? Здесь? – Лена обвела взглядом зал.
– Еще ни один ребенок не захотел в этот мир. Сюда. Он принимает его за кошмарный сон, где не дают просыпаться. Потому и кричит. Отчаянно. Хочет жить дальше там, откуда пришел. Но потом мы свыкаемся… и принимаем кошмар за жизнь. За нормальную жизнь, считая и себя такими же нормальными, как мир вокруг. Начинаем жить по его жестоким законам, думая, что не мы, а кто-то дал нам их, полагая, что иного и быть не могло. Вряд ли задумываясь, что каждый получил такую «жизнь» от кого-то и кому-то… передаст.
33
Чаадаев П.Я. «Отрывки и разные мысли».
– Что ж, выходит, не рожать?! – робко возразила гостья и покраснела.
Слепой будто не слышал:
– Ведь жизнь одинаково получают и головорезы, и негодяи, и добрые люди. Последних всегда было меньше. А в наступившие времена… – тяжелый вздох не дал состояться приговору.
– И все-таки, ответьте.
– Люди привыкли к удивительно простым ответам. И легко принимают их. И никто не спрашивает: для чего им дана жизнь? Для чего сами дают ее другим? Всё чаще торгуясь и оценивая выгоду.
– У кого? Можно спросить?
Пленник будто не замечал вопросов:
– Люди привыкли искать мистику, ждать чуда. Вот… маг белый или колдун сразу ответят, почему в пожаре погибла семья, или в чем причина странностей дома, в котором живут люди. И даже поговорят с умершим сыном. Вам всегда дадут, чего вы ждете. Только сын будет отвечать по-разному каждому колдуну. Ибо разным демонам служат они.
Женщина молчала. Водопад с готовностью заполнил паузу нарастающим шумом.
– Ожидание чуда ведет даже в церковь. – Шум стих. – Очереди стоят к иконам за исцелением, за помощью. Но никто не просит помощи в постижении собственной порчи, поврежденности. Не просит чуда излечиться от неспособности видеть себя погибающим.
– Что же плохого в ожидании чуда? Не самое страшное в жизни, – Елена не понимала последних слов. – Раве плохо желать поправить что-то им?
– Его дадут. И купятся все. Ибо сила желания чуда слишком огромна. Но женщины связаны с ним особо. С ожиданием. Оно – величайшая трагедия. Потому что в явленном померкнет всё.
– Женщины? – Елену как ударило. – Что же такое произойдет?
– Одна из вас родит антихриста.
– ???
– Сына погибели.
– Я ничего не слышала об этом, – гостья испуганно покачала головой.