Тихий дом
Шрифт:
– Неужели это можно намолить?
– Можно, как видишь, - кивнула Света.
– Наш батюшка и не такое может. Он святой.
Внезапно именно здесь, на вышке, вспомнились ночные страхи, и я рассказал о них Свете. Она задумчиво кивнула, немного помолчала, что-то вспоминая.
– Со мной тоже такое бывало. Знаешь, как тяжело было потерять родителей. Хоть они и выпить любили, хоть и поколачивали меня, а все же родные. Меня даже несколько дней терзали мысли о самоубийстве. Только стоило мне прийти в храм к батюшке нашему, как вся эта тьма ушла. Отец Василий брал твою голову в свои руки?
– Да, сегодня утром. У меня после ночных страхов сильно голова болела.
– Видишь, наверное
– Точно. Сдуло.
– А вместо темноты засветило солнышко? Так ведь? Если ты сюда приехал, значит батюшка взял тебя под своё крыло. Как птица берет под крыло птенчиков и защищает их от коршуна. Так что теперь в твоей жизни будет больше хорошего. Вот увидишь.
– Скажи, пожалуйста, - спросил я, осмелев, - ты знаешь, что такое любовь?
– Конечно, - кивнула девочка серьезно.
– Это то, что дарит нам Иисус Христос, ведь Он - Бог Любви.
– А как ты узнаёшь, что пришла любовь?
– Очень просто, - улыбнулась она чуть смущенно.
– Когда приходит любовь, в сердце становится тепло и плакать хочется.
Эти простые слова глубоко врезались в память, я их потом вспоминал всю жизнь.
Потом мы со Светой рядом стояли в храме. Она держала в руках блокнот с карандашом. Будто смотрела внутрь себя, находила нечто колючее, тихонько ойкала, записывала в блокнот грех и, как бы извиняясь, смущенно посматривала в мою сторону. Отец Василий меня подробно исповедал. Появилось такое чувство, будто он видит меня насквозь. Он напоминал о давно забытых проказах, непослушании, драках и обидах - я согласно кивал: "грешен", а он удовлетворенно кивал: "молодец, не жалей ты их, вытаскивай из души, кайся, кайся". И я каялся, со стыдом и облегчением. После исповеди мы со Светой вычитывали молитвенное правило для причастников, она - одну молитву, я - следующую... Она - легко и привычно, я - запинаясь, мыча, натужно. Но ни малейшей нотки издевки - наоборот, терпеливо и даже переживая за меня, неумеху, девочка помогала так бескорыстно, с таким невероятным дружеским участием... На утренней воскресной службе Света снова стояла рядом и как могла поддерживала меня. Сильно хотелось пить, ближе к завершению службы у меня от голода урчало в животе, от слабости чуть покачивало. Света шептала на ухо: "потерпи еще немножко, зато потом так хорошо будет, как никогда в жизни, вот увидишь".
Когда, наконец, батюшка причастил меня, я отошел от чаши, медленно шагал к столику с "теплотой", над которым стояла с улыбкой и поздравлениями Лидия. Эти двадцать шагов я чувствовал, как меня изнутри насквозь пронизывает теплый сладкий свет, и я сам от макушки до пят наполняюсь солнцем. Съев протянутую Лидией просфору, запив сладкой водицей со вкусом красного вина, я отошел в уголок и затих, превратившись в один орган чувств. Ко мне подходила бабушка, она меня целовала, поздравляла: "причастничек мой дорогой!"; затем - Света... Я стоял в самом затемненном углу храма, наполнялся счастьем и не обращал внимания на слезы - они текли по щекам, а Света стояла рядом, промокала мои щеки белым носовым платочком и что-то очень приятное говорила.
Значит и ко мне пришла эта дорогая гостья, пульсировала мысль в голове. "Когда приходит любовь, в сердце становится тепло и плакать хочется".
Сейчас точно уж и не вспомнить, как девочка простыми словами, безо всяких богословских труднопроизносимых академизмов объяснила мне, одуревшему от счастья, что есть Царство небесное в сердце человеческом. Света открыла мне великую тайну: божественная вечность с блаженством, светом и непрестанной радостью живет в сердце каждого человека. Но для того, чтобы разыскать этот рай в душе, необходимо очистить душу исповеданием грехов, причаститься Святых Христовых тайн и абсолютно искренно открыться Богу и твердо сказать: "верую, помоги, Господи, моему неверию!" Тут я вспомнил, как все прихожане на обедне хором громко запели "Верую, во единого Бога...", а Света сунула мне открытый молитвослов с текстом Символа веры, и я вместе со всеми впервые в жизни уверенно и твердо, без малейшего сомнения, произнес великие и таинственные слова.
И вот я уже всё необходимое сделал. Конечно, сам бы не сумел. Конечно, для этого нужно было бабушке переломить мое сопротивление и привезти к старцу, а потом появиться девочке Свете и просто, искренно, по-дружески помочь городскому недотёпе. Но я причастился - и в моей душе, где-то там, на очень большой глубине, открылись двери божественной вечности - и оттуда излился "свет невечерний". И куда только делись мои страхи! И самый сильный и мрачный из них - страх смерти. Исчез! Испарился, будто никогда и не было.
В глубине сердца крепко укоренилось: Бог есть, Иисус Христос - Бог любви и необычайной милости, я - Его сын, Он - мой отец, учитель, кормитель, охранник, грозный судия и невыразимо милостивый спаситель, Господь мой - океан любви, в котором все мои грехи - песчинка. За такого Бога, моего личного, любимого и любящего, отдавшего всего Себя за меня и всех, таких же как я, людей - за такого Бога мне в ту минуту хотелось умереть, не боясь самых страшных мучений. Потому что нет большего мучения, чем жить бессмысленно, тупо, по-скотски, дрожа от страха и безропотно тащиться бычком на привязи на забой в огненную бездну ада. А умирать христианином не страшно - да и не смерть это, а переход в райское блаженство.
В те великие минуты моей жизни от девочки исходило сияние, то самое которое почувствовал еще в первые минуты знакомства. Наконец и мне стало понятно происхождение этой небесной энергии - теперь и я сам светился изнутри.
Пройдут годы, но каждый раз, когда накатят скорби, когда подступит горькое отчаяние и леденящее душу одиночество, из глубины души обязательно сверкнет луч света из таинственной желанной божественной Вечности, на ум приходят слова девочки: "Когда приходит любовь, в сердце становится тепло и плакать хочется" - и тогда теплеет в груди, подступают нежданные слезы, в душе затихает шторм, сходит покой. И уверенность: нет, не оставил меня мой Бог, Он всегда со мной, Он во мне, а когда со мной Бог, кто против меня!
Звериная боль
Утром я выбежал за свежим хлебом. На ступенях булочной сидел чумазый бомж и с аппетитом уплетал горячий батон с хрустящей корочкой. Я бросил ему:
– Погоди, не уходи. Я сейчас!
– Да некуда мне идти, Андрей, - ответил тот, не отрываясь от любимого занятия.
Купив четыре батона и два круглых "Столичных" - не забываем о соседях - не отказал себе в удовольствии впиться зубами в теплую золотистую корочку и так, похрустывая, вышел из душистого помещения вовне. Сел на ступени рядом с бомжом, сквозь бурый налет на коже разглядел потрепанное лицо бывшего одноклассника и, не сдержавшись, выпалил:
– Ну, Юра, от тебя я такого никак не ожидал! Ты же был круглым отличником, поступал на физмат.
– Поступил, окончил с красным дипломом, работал в секретном НИИ. А теперь, как логическое следствие - нищ и убог аз есмь.
– Это неправильно, Юра, так не должно быть!
– Это правильно, и именно так и должно быть, - просипел он чужим голосом.
– "Горе от ума" Грибоедова, помнишь, проходили? Там Чацкий напоследок говорит: "Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету, Где оскорбленному есть чувству уголок!.."