Тихий дом
Шрифт:
– Леша, поясни, что тут происходит?
– спрашиваю у соседа.
– Всё просто, - улыбнулся Алексей, - цивильная пионерия аскает продвинутого суфию - олдового пипла Мазура (с его герлой Танчей) - с целью просвещения великим путем Лао-цзы и восхождения от дринкера к торчку. Примерно так...
– Ты, брат, сейчас на каком наречии глаголил?
– На хипповом, вестимо...
– А-а-а, да?..
– изумился я, открыв рот, на всякий случай.
– Слушай, а почему бы тебе не записывать интересные разговоры на диктофон?
– А я и записываю, - писатель достал из внутреннего кармана вельветового пиджака крошечный аппарат, размером с зажигалку,
– Только без карандашных пометок все равно не обойтись. Ладно, давай умолкнем и послушаем рассказ просветленного пипла.
Алексей перевернул листок блокнота и аккуратно крупными буквами написал заголовок:
Слава: путём света
Всё началось, пожалуй, с недовольства той беспробудной серостью, которая буквально душила всякую свежую мысль. Мы, в силу нашего бессилия, не шли на баррикады, напрягая бицепсы, не выковыривали булыжники из мостовой - мы в основном замыкались, убегали, а кто-то даже улетал. Как сказал какой-то великий пипл: все мы летали понемногу над чем-нибудь и с кем-нибудь. ...Но не всем удавалось мягко приземлиться. Случались и падения на самое дно самой глубокой пропасти.
Ходили и мы с Танюхой по самому краю той пропасти, да не один год. Когда плавно переходишь от портвейна к плану, а потом от гашиша - к кокаину, на горизонте все чаще начинает мерцать героин, он манит к себе, зовет, навязчиво требует: попробуй, брат, первая доза бесплатно, а не понравится, так и не надо, никаких обязательств. И так однажды черной ночью сидишь на жестком грязном полу, задринканный, обторчаный, весь в глюках, как во вшах, и вдруг понимаешь, что движение по пути просветления привело тебя в такой мрак и ужас!.. А еще со всех сторон доносится: ушли в астрал один за другим Винтура и Лёгкий, Гуля и Король, Хорь и Цапля, Уй-дзю и Монгол; засели в дурку Жорик Миропол и Бора Синяк.
Ты в который уж по счету "последний раз", с трясущимися на отходняке руками и кишками, сначала выковыриваешь из заначки сантиметровый бычок, пыхаешь план, потом вдогонку вмазываешь разбодяженый кокс - тебе хорошеет, тянет в полет...
В таком вот состоянии я однажды вышел из высотки на Котельнической и двинул в сторону Таганки. Не иду - лечу! Парю над асфальтом, не чуя ног, замедляя время, проникая сквозь грани пространства, с каждым шагом восходя к Будде, к его светлому образу абсолютного покоя. Остановился у белой стены, навожу резкость - храм Божий. Сам думаю в себе: Бог един, только пути к Нему у каждого разные. Мой - через просветление. Чувствую всеми чакрами - здесь живет Бог, а значит можно и себя увидеть Буддой, просветленным и мудрым. Вхожу в ворота, вижу - монах хайратый-бородатый, в олдовом прикиде - совсем как я - ну думаю: пипловый брат, может даже более продвинутый, чем я в нынешнем полёте.
Монах спокойно смотрит мне в глаза, перебирает четки и говорит: перекрестись. Я вспомнил, как меня бабушка учила, тщательно, по-православному накладываю на себя крестное знамение: лоб - живот - правое плечо - левое плечо. Смотрю - икона, на ней - стекло, вижу отражение, неясно... Глаза-то в разные стороны, всё передо мной расплывчато, близкое кажется далеким, далекое - близким, время почти остановилось. Я сильно напрягаюсь - хочется разглядеть в своем отражении Будду, ведь я почти уверен, что уже вот-вот и буквально через секунду или век - но очень скоро, я стану просветленным.
...Для верности, еще раз перекрестился, смотрю - следом со мной такой же дядька вошел, крестится и поклон делает, тогда и я еще раз перекрестился и положил поясной поклон. Поднимаю глаза к стеклу на иконе, ну думаю вот сейчас в моем отражении проступят черты пузатого улыбчивого дядьки, но - что это!.. На меня из черной бездны зыркнула страшная рогатая образина - ни человек, ни козел, что-то среднее - черный и злобный. Он прожег меня красно-зелеными глазами, будто огнем полыхнул... Видимо, я качнулся, монах, что стоял рядом, подхватил меня под локоть и усадил на скамью. Уже не летаю, чувствую, мягко приземлился. Время потихоньку вернулось в обычные берега, пространство вокруг восстановило привычную статичность, страх тоже стал улетучиваться, только вот ни рукой ни ногой пошевельнуть не могу, словно парализовало.
Потом, откуда ни возьмись, появился седой старец в монашеском одеянии с крестом на груди - это сердобольный монах его на подмогу позвал, видать мой случай оказался клиническим. Взял старец меня под руку и повел в храм. Не помню деталей, не помню, как преодолел крутую лестницу, как упал перед ракой с мощами святого на колени... Только вышел я оттуда другим человеком. Это потом, через много дней - а я ведь стал туда ходить каждый день - мне объяснили монахи, кого я увидел в отражении, почему именно в тот день, и вообще - почему. Вот именно там - в храме Божьем - и началось мое просветление. Оказалось, что вся жизнь до этого была ежедневным сползанием в адскую бездну. А теперь вам жить, ребятки, и вам решать: путём обольщения - к той страшной образине в плен, или через церковные таинства - к Богу в Царство небесное. Как говорится: вольному воля - спасенному - рай.
Ну что ж, ребята-демократы, господа-товарищи, братья и сестры, как сказал пришлым английским колонизаторам вождь Кожаный Глаз: хао, я всё сказал.
+ + +
Алексей аккуратно записал рассказ бывшего хиппи. Слава хмыкнул и спросил:
– Ты бы прочел что-нибудь из того, что раньше записывал.
– Повернулся ко мне и добавил: - Он тут у меня, как рыбак, все ловит что-то, ловит, а ухой еще не разу не угостил.
– Во-первых, угощаю и непрестанно - книги вам приношу одним из первых. Разве что вы их не читаете?
– Да читаем, - закивала Таня, - только наших историй что-то не нашли.
– А в этом и заключается "великая сила искусства"! Мне приходится так изменять ваши истории, чтобы никто из вас не мог сказать точно и несомненно: это я, это моя Таня, а это мы взяли Берлин и повесили Муссолини.
– Алексей даже палец поднял для привлечения внимания.
– Для вашего же блага, господа-товарищи-братва. Ну, и для моего... Меня так благословили писать богоносные отцы наши, чтобы от тщеславия мы с вами не растеряли свои подвиги и победы. Духовная техника безопасности, понимаете ли!
Народ замолчал, погрузившись в философскую задумчивость.
– А во-вторых, - продолжил Алексей, - я вам иногда зачитываю главы из нынеписуемых книг. И вот сейчас, как говорится, "под ваши аплодисменты" прочту рассказ, а называется он страшно-престрашно:
Вой
Капитан Жорин очень сердился, и причин тому имелось немало.
Во-первых, секретарь Верочка, в написании его фамилии опять сделала ошибку. Сколько раз капитан просил эту рассеянную девицу: будь осторожной, буквы "р" и "п" на клавиатуре расположены рядом, и не надо тыкать пальчиком в оскорбительную "п", когда чуть правее есть такая симпатичная, а главное, правильная буква "р", столь разносторонне раскрывающая его суровую личность.