Тихий дом
Шрифт:
– Ну что, по домам?
– спросил он, подняв на нее виноватые глаза.
– Видишь, какой я стал. Тебе со мной, наверное, скучно. Да и мама твоя если узнает...
– Мама переехала во Францию. Я теперь живу с четвертым мужем.
– И обреченно добавила: - Любви у нас нет.
– Зато, наверное, сосиски каждый день кушаешь. Настоящие.
– Слушай, Илюш, а хочешь, я тебе что-нибудь подарю. Такое, чтобы ты меня вспоминал. Видишь, я до сих пор ношу твой перстень с бриллиантом в сорок каратов, смотрю на него и тебя вспоминаю. А у тебя?.. У тебя есть какое-нибудь увлечение?
– Ну, про сосиски ты уже знаешь, - сказал он серьезно.
– А еще телевизор смотрю. Правда, он сломался на прошлой неделе.
– Ну
– обрадовалась Стелла.
– Давай, я тебе подарю видео-двойку, кассеты, фильмы.
В дорогом магазине электроники она велела отвезти покупки к нему домой, подключить и настроить так, чтобы он сегодня же вечером смог смотреть фильмы. Скупила все фильмы на видео-кассетах, что были в салоне. Он даже зажмурился, чтобы не видеть, сколько она заплатила за эти сокровища. Перед тем, как сесть в свою иномарку, Стелла подошла к нему вплотную, обдав головокружительным ароматом, решительно выдохнула и поцеловала в щеку. Резко отвернулась, села за руль и, взвизгнув шипованной резиной, сорвалась с места, растворившись в железном потоке.
Барыгин взял отпуск и принялся целыми днями смотреть фильмы. Ему казалось, что внутри кассет скрывается тайна утраченной радости, а может и секрет его счастья, ведь подарила всё это богатство ему Стеллочка, самая красивая, самая любимая девочка на земле. А что если она как-то сумела передать этим вещам часть своей души. А что если, в этом фильме или в том - откроется тайна, и всё станет другим, как в детстве, когда он держал за ручку любимую девочку и часами смотрел в ее большие серые глаза. И в груди вскипала нежность и разливалась по всему телу, от вихров на макушке до пяток, отдраенных пемзой.
Фильмы рассказывали об иной реальности, в которой не было тоски и скуки, зато пили кровь вампиры, прыгали оборотни, летали инопланетяне, лупили чем ни попадя друг друга каратеисты, расстреливали боекомплект бандитские группировки, занимались прикладной анатомией маньяки. По ночам Илье снились ужасы, приучая сознание зрителя к торжеству зла, непобедимости хаоса.
Закончился отпуск, Барыгин вернулся на фабрику и после работы продолжил путешествия по магазинам в поисках продуктов подешевле. Как-то раз он заехал в фирменный магазин мясокомбината, купил суповой набор, целый килограмм сосисок и встал в очередь на автобус. Сумку поставил в ногах и повернулся в сторону приходящего транспорта. Там внизу что-то зашевелилось, Илья опустил глаза и увидел собаку, с аппетитом глотающую его сосиски. Псина отправила в округлившееся пузо последнюю сосиску, облизнулась, благодарно улыбнулась, прихватила зубами суповой набор на десерт и потрусила в пыльные кусты предаться послеобеденной фиесте. Илья вернулся в магазин, купил еще сосисок, но уже только полкилограмма, и сел в автобус. Почему-то всю дорогу за окном он видел не улицу с машинами, а аппетитное поглощение сосисок голодной собакой. А вечером перед сном он пересмотрел фильм про оборотня, который так аппетитно выл на луну!
Субботним утром Барыгин проснулся с предчувствием чего-то судьбоносного. Выйдя из дома с двумя сосисками, тремя отварными костями, выловленными из супа и термосом чая в портфеле, он направился к вокзалу. Сел в электричку и через сорок минут бодрым шагом ступал по скрипучей щебеночной дороге в место, где ему всегда было хорошо. Но, отсчитав двести семьдесят шагов и повернув за край перелеска, на месте деревни со старенькими избами он обнаружил высокий забор, над которым маячили вишневые черепичные крыши богатых особняков.
Это сколько же он не навещал свою старенькую няньку, бабу Шуру? Лет десять, больше? Значит, снесли деревню и настроили вот это... Где-то у леса, помнится, было кладбище. Он побродил между памятников и крестов, читая имена и даты. А на самом краю кладбища Илья прочел на табличке, приваренной к воткнутому ржавому колышку, имя своей нянечки. Постоял, тупо глядя на холмик, деревянно поклонился и направился в гущу леса.
Капитан Жорин четвертую неделю сидел в засаде. Полковник совсем озверел! "Иди, вырой окоп и сиди там, пока не схватишь своего оборотня", - орал он, обдавая подчиненного густым перегаром, покрываясь красными пятнами. Жорин с группой криминалистов и собакой-ищейкой прочесал весь лес, что за поселком, где проживал начальник. Единственное, что удалось найти, это место с примятой травой и сломанной веткой орешника. Там, в центре крошечной полянки, лежали белые обглоданные кости и кассовый чек фирменного магазина мясокомбината. Вот и всё. Что поделаешь, капитан вырыл яму, обсыпал ее ветками хвои и листьями, засел там с запасом водки и колбасы. Прошло два дня и три ночи - никого! Капитан всю жизнь свою передумал за эти дни и бессонные ночи. И что же получилось? Признание полного фиаско. Семьи нет, детей нет, работа - дрянь, брать взятки так и не научился, раскрываемость дел близка к нулю, поэтому и начальство его не ценит. Да и сам он себя ни в грош не ставит.
И вдруг субботним вечером, когда небо стало темнеть, на фиолетовом фоне зажглись самые яркие звезды и круглая яркая луна... Рядом с окопом, где замер с пистолетом наизготовку капитан, шевельнулись кусты, и на полянку вышел мужчина в сером плаще с портфелем в руке. Он встал на колени как раз в том самом месте с примятой травой, которая стала единственным следом подозреваемого. Открыл портфель, достал косточку, две сосиски и положил их перед собой на аккуратно расстеленную газету. Поднял лицо к небу, долго рассматривал белый пятнистый диск луны и глубоко вздыхал. Будто очнувшись, незнакомец, вздрогнул, встал на четвереньки, опустил голову, облизал кость, взял в рот сосиску, быстро, по-собачьи, не разжевывая, проглотил и снова поднял глаза к небу. Замер, весь напрягся, глубоко вздохнул и громко завыл.
Нет, человек не превратился в волка или, скажем, в собаку - на четвереньках стоял обычный мужчина и что есть сил выдавливал из нутра протяжное "О-о-у-у-у!" И так, видимо, на душе этого парня было тяжко, что только и оставалось не плакать, не рыдать, не жаловаться, а лишь протяжно выть.
Капитан Жорин убрал пистолет в наплечную кобуру, аккуратно застегнул фиксирующий ремешок. Выбрался из укрытия, стряхнул с одежды прилипшие листья и хвою, подошел к незнакомцу и, шепотом извинившись, встал рядом с ним на четвереньки. Тот словно и не обратил на него внимания, продолжая свою ночную песню. Капитан набрал воздуху в грудь побольше, поднял лицо к луне и испустил протяжный вой. Сразу полегчало... Незнакомец, не меняя позы, не отрываясь от созерцания ночного светила, вежливо пододвинул правой передней лапой соседу последнюю сосиску. Жорин ее ловко проглотил, и они оба, в унисон испустили протяжный, такой очищающий и обнадеживающий вой.
На рассвете Жорин и Барыгин стали друзьями. Они в обнимку вышли из леса, веселые и довольные жизнью. Они легко ступали, не чувствуя ног, грудью раздвигая густой утренний туман, оставляя за собой аэрокосмические завихрения.
– Ну-ка, ребятки, подойдите ко мне, - раздалась хрипловатая команда из-за щелястого забора.
Двое счастливцев не без труда разглядели сквозь забор старика в валенках с галошами, удивленно хмыкнули, но указание выполнили. Старичок в седой реденькой бородке смотрел на них, как добрая мамаша на шалунов.
– Уж не вы ли, мальчики, по ночам выть по-волчьи придумали?
– Мы, да, мы это, - хором залепетали они, сконфуженно, - Простите, мы больше не будем.
– Конечно, не будете. Я вам не позволю.
– А кто вы, простите?..
– уточнил капитан, разглядывая обычный деревенский облик незнакомца в телогрейке и сапогах. За спиной дедули стоял небольшой храм-часовня, построенный по типовому проекту. Такие церкви ставят сейчас в новостройках.
– Кто я? Тутошний поп, недостойный иерей Алексий.