Тишина всегда настораживает

Вандрем Уве

— Ну, давай!

У конца тряпки собралась куча мышей.

— Бегом! Марш! Первые уже лезут. Мне нужна лишь одна. — Он схватил одну. — Ищешь работу? Пойдем.

В кустах висела пустая консервная банка. Крышка и дно в центре были проткнуты велосипедной спицей. Образовавшаяся таким образом ось укреплена в развилках сучьев куста.

— Открой крышку банки, Йохен!

Шпербер двинул крышку по спице. Стены банки были снабжены, узкими прорезями, которые служили как бы ступеньками. Эдди сунул мышь внутрь банки и вновь закрыл крышку. Банка начала вращаться.

— Ножной

тренажер, — сказал он. — Их можно сделать сотни, но мне не нужно больше. Покорми мышей консервированным хлебом. Здесь открывалка.

Шпербер открыл банку. Он раскрошил хлеб и бросил его в бочку. В свете карманного фонаря увидел, как изголодавшиеся зверьки, попискивая и торопясь пробраться к корму, сбились в клубок.

Он смотрел затаив дыхание, как все новые и новые тела добавлялись к шевелящейся куче, как находившиеся внизу мыши вдавливались в хлеб и уже не могли его есть, как шкурки краснели от крови, как некоторые медленно отползали в сторону. Три уже были без движения. А остальные тем временем искали корм, продолжали жрать…

Эдди лежал, прислонившись спиной к камню. На его животе пристроилась мышь. Он разговаривал с нею. Подошедший ближе Шпербер увидел, что зверек за шею привязан к нитке, которую Эдди держал в руке. Мышь казалась упитанной, была почти круглой.

— Она не кусается? — спросил Шпербер.

— Она меня лижет. Получает вдоволь пищи, отдельное помещение, спит на хлебе. Два метра свободного пространства для движения. Тусси упитан.

— А почему ты его предпочитаешь другим?

— Я люблю животных, ты должен это знать.

— А как же остальные, те, что в бочке?

— Это процесс воспитания, мой дорогой. Скоро они будут у меня брать корм из рук. Но пока они должны поголодать. Не правда ли, Тусси? Если я их потом выпущу, у них должно будет здесь что-то произойти, — Эдди постучал пальцем по лбу. — Тусси когда-то был упрямый, а сейчас стал ручным.

— Ты, наверно, скоро снимешь с него поводок.

— Пока нет. Тусси нужно теперь защищать от диких полевок. Он теперь домашнее животное. Инстинкт у него потерян.

12

Борта грузовика откинулись. Солдаты соскочили и построились.

Перед стрельбищем развевались красные флаги, предупреждающие об опасности. Осторожно, передвигаться лишь по проверенным дорогам. Опасно для жизни! Они шли отделениями. Впервые за время основного курса обучения им предстояло стрелять боевыми патронами. Стоять смирно было трудно. При движении в ногу солдаты спотыкались. Они в составе отделений шли на стрельбище.

Трава скошена, как на площадке для игры в гольф. Ни кустика, ни деревца. Линии огня отделены друг от друга земляными валами. Поперечная дамба сзади больше боковых насыпей на много метров. Внизу они состоят из песка и земли, наверху из кряжей со срезом, направленным вперед. Далее видна высокая толстая стена из клинкерного кирпича. Сотни тысяч пуль задержаны этими валами. Внизу, у их подножия, множество штанг, и между ними укреплены квадратные мишени: человеческая голова в шлеме над срезом стены.

— В этих траншеях

многие поколения германских солдат учились стрелять, — проговорил унтер-офицер, которого вместе со Шпербером послали в укрытие, чтобы показывать попадания. Они располагались в бункере, из которого управляли мишенями и сообщали результаты стрельбы по телефону. Для этой цели они забрали с собой полевой телефонный аппарат. Под мышкой унтер-офицер держал рулон бумаги. Он подвел Шпербера и двух других солдат к железной двери, открыл ее, и они вошли в сырое, похожее на туннель помещение длиной метров в двадцать. Через узкие амбразуры внутрь проникали косые лучи дневного света. Унтер-офицер закрыл за собой дверь на засов.

Мишени поднимались и падали с помощью несложного устройства. Шпербер должен был подтянуть поближе одну из мишеней. Голова в каске с выступа стены спустилась вниз. Подбородок находился в центре тонких концентрических кругов мишени. Эти круги были пронумерованы с внешней стороны к центру. Внутренний круг — десятка — имел примерно пять сантиметров в диаметре. Лицо, изображенное на мишени, было бледно-розовым, чуть скуластым. Губы сжаты. Мрачная физиономия. Одна пуля попала в ухо, другая в подбородок, третья прямо между губами. Бумага в этом месте была обведена кружком, несколько прежних пробоин заклеено. Но более заклеивать лицо было уже невозможно.

— Раздвиньте зажимы и снимите мишень, — приказал унтер-офицер. Один из солдат выполнил приказание. Унтер-офицер подключил к кабелю полевой телефон и доложил: — К месту показа прибыли. — Он развернул три новые мишени. — Давайте развешивайте эти. Все должно свободно двигаться туда и обратно.

Они прочно закрепили бумажных врагов на рамы. Унтер-офицер приказал заклеить пробоины в снятых мишенях круглыми бумажными заплатами и доложил по телефону:

— К показу попаданий готовы.

Шпербер поднял с пола использованную мишень и скатал ее в трубку. Впечатляющее украшение для казармы. Унтер-офицер увидел это.

— В корзину для мусора! Дана команда «Огонь!» По местам!

В стальных шлемах и под толстым железобетонным потолком они находились в безопасности. Тем не менее их охватило волнение. В двух метрах над ними в воздухе носилась смерть.

Шпербер выглянул в амбразуру. Он увидел в уменьшенном размере то же лицо. Сзади раздался приглушенный сухой хлопок. Мишень легко двинулась по направляющим. Снизу ничего не было видно.

И это — все?

Шпербер был разочарован.

— Снимай мишень!

Он быстро поднял раму и заклеил единственную пробоину в «восьмерке». Унтер-офицер крикнул в телефонную трубку глухим голосом:

— «Восьмерка», влево, в шею!

Шпербер вновь поднял мишень. Вновь звук выстрела. Стрелок внес поправку: его вторая пробоина оказалась в «девятке», справа, вверху. Это было примерно правое ухо, затем тот же стрелок попал в «восьмерку», «семерку» и «девятку» — прямо в подбородок.

Через час их взвод отстрелялся.

* * *

Теперь они стреляли с дистанции двести метров лежа. Шпербер тоже стрелял.