Тиски
Шрифт:
В глазах окружающих мы – пара. Да и я привык к ней. Она удобна для жизни, удобна для секса, удобна для отношений. Не предъявляя никаких требований, она любит меня за то, что я – это я. А я никогда не смогу полюбить ее, и она это понимает и принимает. Ответь я Тае взаимностью, это нарушит наши отношения. Нам удобней – так.
КРОТ
Повышение, вот как это называется. Мне, конечно, хочется думать, что Вернер поднял нас из-за наших успехов – мы стали продавать вдвое больше, чем раньше, но, скорее всего, причина в том, что Денис дрючит Таю, а евреи, будь они даже десять раз главами наркомафии,
Сам Денис никак не комментирует новую ситуацию в его жизни – он вообще не любит, когда кто-то лезет в его «прайвеси». Месяц он ходил как в воду опущенный, потому что от него ушла Маша, но не стал обсуждать ситуацию со мной, своим самым близким другом.
Смерть Пули забылась. Все как-то очень быстро успокоились и вздохнули с облегчением. Версия о шпане, как и предполагал Вернер, всем пришлась по вкусу – и ментам, и пятаковскому народу. Какое-то время о Пуле еще судачили, а потом его смерть поблекла, выцвела в лучах других новостей и исчезла из разговоров.
Пулина семья ушла в штопор. Батя запил. Еще с Пулиной подачи он вышел на пенсию, так что теперь работа, служившая прежде мощным ограничивающим фактором, его не держит. Очень быстро и органично он вписался в компанию бездельников-алкашей, скомпонованную из маргиналов нашего микрорайона. Я даю ему деньги – понимая, что он их пропьет, и каждой своей подачкой я подталкиваю его ближе к смерти. Но я не могу ему отказать. Он почти не живет дома. Пулина мать этого не замечает. Она окончательно выжила из ума. Каждый вечер, вне зависимости от погоды, она выходит на улицу, всякий раз в старом пальто, наброшенном поверх халата, и домашних тапках со стоптанными пятками на босу ногу. Она сильно поседела, а заглянув ей в глаза, вы сразу понимаете, что имеете дело с безумной.
Увидев знакомого, она здоровается и, вбросив в разговор пару реплик о погоде, спрашивает, не видел ли собеседник Сережу. Смена закончилась, он должен дома быть, но все не едет.
Пару раз мне пришлось отгонять от нее стайки местной детворы – они смеялись, бежали за ней толпой, выкрикивая: «Ебнутая! На кладбище Серегу своего ищи, ненормальная!», а она продолжала идти вперед, словно не слыша.
Давать ей деньги – все равно что сжигать их. Она сунет их в карман или, зажав в кулаке, донесет до ближайшего мусорника и выбросит. Не потому, что презирает или считает их грязными, никакой мелодрамы – она просто не понимает, что с ними делать. Поэтому я передаю деньги через Симку. Она приезжает к Пулиным родителям раз в неделю, стараясь не попадать на мать – та ее не узнает. Убирает квартиру, забивает продуктами холодильник, готовит еду, стирает. Сначала она отказывалась брать деньги, но с огромным трудом мне удалось убедить ее.
Смерть Пули, как ни паскудно говорить такое, приподняла нас в глазах Вернера. Видимо, по его мнению, Пулей мы заплатили за входной билет в круг избранных.
И вот теперь мы едем на первую в нашей практике крупную стрелу. Ходжа назначает встречу в таджикском поселке. Он – самый крупный оптовик по наркоте в городе. За ним – Азия.
Лет восемь назад сюда съехались первые рабочие-таджики – на строительство гостиницы на левом берегу. Они перетащили свои семьи, родственников, друзей родственников и родственников друзей – и вот в пяти километрах от города возник целый поселок, маленький уголок Таджикистана на юге России. Таджики привезли с собой дешевый героин. Только спайка городских пацанов не позволила им вылезти на рынок самим. Им отвели роль оптовиков. Они не имели права торговать в городе самостоятельно. Только крупные партии лидерам районов.
Поселок расположен очень грамотно. На месте Вернера я бы десять раз подумал, прежде чем ехать сюда с такими бабками. Понятно, уважение, понятно, доверие – но в таком бизнесе рано или поздно все идет не по плану. Пока они с Ходжой друзья, но кто знает, что может прийти таджику в голову в следующую минуту. Лучше встречаться на нейтральной территории.
Чтобы проехать к поселку, нужно свернуть с главной дороги и около двух километров ехать по извилистой проселочной. Рядом с поворотом, у ведра с зелеными яблоками, сидят мелкие таджикские пацаны. Как только мы сворачиваем, один из них подносит к уху кирпич древней мобилы. Я вижу это в зеркало.
Три минуты тряски. Жига, смеясь, рассказывает, что таджики сами перекопали дорогу, возведя искусственные преграды в виде ям и бугров. Такая дорога плюс система раннего оповещения гарантируют Ходже почти полную безопасность.
Въехав в поселок, мы словно попадаем в Средневековье. Или в Африку. По обеим сторонам извилистой грунтовки расположились хибары и палатки. Маленькие чумазые дети в тюбетейках и футболках с Бартом Симпсоном гоняют мяч на вытоптанном поле. Бельевые веревки и спутниковая антенна на старом деревянном доме – поселок расположился в заброшенной деревне.
В центре поселка, поправ все правила архитектуры и здравого смысла, прерывая собой дорогу, стоит чайхана. О том, что это именно чайхана, а не, скажем, чебуречная, я узнаю от Жиги. Это новое одноэтажное здание, собранное из серых кирпичных блоков. Широкие ступени, маленькие окна, красная черепица крыши. Чайхана контрастирует со всем остальным поселком, как инопланетянин, приземлившийся среди пещерных жителей.
Ходжа встречает нас на пороге чайханы. Увидев его, я едва могу удержаться от смеха. Я ожидал увидеть кого угодно, но не интеллигентного худого парня с длинными бледными пальцами, в очках, безобидного на вид, похожего на знатока из «Что? Где? Когда?». Он немного заикается. Его банда наполовину состоит из таджиков, наполовину – из наших. Настоящий интернационал.
Вернер и Ходжа ни словом не обмолвились о наркоте, переключившись сразу на стандартные мужские темы – машины, дома. По знаку Ходжи из дома выходит парень с сумкой через плечо. Его лицо мне кажется знакомым. Точно, это Птица! Парень из центра, раньше банчивший индивидуально, а теперь, видимо, решивший прибиться к сильному покровителю.
Когда Птица видит Дениса, он на мгновение останавливается, словно наткнувшись на невидимую стену. Я смотрю на Дениса – его лицо вытягивается и бледнеет. Им обоим требуется всего мгновение, чтобы прийти в себя, поздороваться и обменяться сумками, но я замечаю, какие взгляды они посылают друг другу. В их глазах мелькает знание общего стыда. Что-то произошло между этими двумя.
На обратном пути я рассуждаю – что случится, если Вернер вдруг пропадет с горизонта? Несчастный случай, внезапная смерть от пули невменяемого торчка – мало ли что может случиться? К кому перейдет его бизнес? Не к Жиге – он слишком боец, слишком второй номер. К Денису, больше не к кому. Он молодой и будет тяготиться своей новой ролью, но я не дам ему все завалить.
Другой вопрос, справлюсь ли я? Смогу ли я рулить проблемами с той же уверенностью и показной легкостью, как это делает сейчас Вернер? Не хлипок ли я против него? Пока я не нахожу ответа.