Точка

Кокоулин Андрей Алексеевич

— Стеф.

Искин встал рядом, решительно не зная, что делать.

— Стеф, у нас нет времени.

Девчонка подняла голову от подушки.

— Он мне тру… сики порвал! — проревела она, захлебываясь слезами. — Е… единственные! Куда я без н… них? Сво… Сволочь!

Искин присел на кровать. Как-то само собой у него получилось приподнять, прислонить к себе, обнять Стеф.

— Ну и что? — сказал он, гладя ее плечо. — Я уже кое-что придумал.

— Я твои трусы не надену!

— Почему мои? — удивился Искин. — Видела Ирму? Худую такую женщину? Мы возьмем одежду

у нее.

Стеф шмыгнула носом.

— Ее трусы я тоже не хочу.

— Она шьет и собирает одежду для беженцев. Выберешь сама, что понравится. Господи, что за фантазии? Почему кто-то должен снимать трусы с себя?

— Ах, вот… как, — девчонка сделала судорожный вдох.

— Именно, — Искин потянул ее с кровати. — Все, надо торопиться. Нам еще в два конца мотаться и в клинику.

— А этот? Он еще там?

Стеф встала, напряженная, как струна. Искин попробовал ее сдвинуть и увидел, как у девчонки на шее и на виске проступили жилки, а лицо задрожало, готовое вот-вот разродиться криком.

— Ты же видела, я его наказал, — сказал он.

Стеф посмотрела на Искина остановившимися, покрасневшими глазами и вздрогнула.

— Я боюсь его.

— Ну, я же с тобой, — улыбнулся он. — Если что, как шарахну электричеством!

— Спасибо.

Стеф прижалась, сцепив руки у Лема за спиной. Никакой эротики. Страх и отчаянная беззащитность. Свалилась на мою голову, подумал он.

— Все, пошли.

Глава 6

Номер Ирмы создавал впечатление вещевого склада. По крайней мере, половина комнаты была занята тюками, одеялами, отрезами ткани. Под потолком теснились кружева и гипюр. Бельевой шкаф вмещал простыни и пальто, а на дверцах в три слоя висели мужские штаны. У окна стояла швейная машинка «Gritzner». У стены, в темной половине, словно тушуясь, стыла узкая койка с табуретом вместо тумбочки в изголовье.

Воздух был сперт и пах рыбой и травами.

Оставив Стеф разглядывать бельевые залежи, Ирма отвела Искина к койке.

— Что тебе надо, Лем? — негромко спросила она.

— Нижнее белье, брюки, рубашку и, наверное, короткое пальто.

— На нее? — качнула головой Ирма.

Стеф в это время заставляла колыхаться гипюр, трогая его ладонью. Под самым потолком в гипюрных тенетах копошилась муха.

— Да, — сказал Искин.

Несколько секунд Ирма смотрела на него, словно давая возможность отказаться от своего слова, потом вздохнула.

— Хорошо, я подберу что-нибудь поновее.

— Ирма.

Искин вложил ей в руки две банкноты по десять марок.

— Это лишнее.

Женщина попыталась вернуть деньги, но Лем накрыл ее пальцы своими, заглянув в большие, окруженные тенями глаза.

— Это тебе за одежду.

— Этого много.

— Копи, — сказал Искин. — Слышала, что срок льготного проживания сократили до двух лет?

Ирма выдавила слабую улыбку.

— Меня это не касается. Считаюсь узницей режима. Собственно, эта комната записана за мной бессрочно.

— Все равно, тебе не помешает.

— Ладно. Куплю еще кофе.

Марки исчезли в кармане темного платья. Ирма шагнула

к девчонке, которая остановилась у швейной машинки.

— Я знаю, тебя зовут Стеф.

Ведя пальцем по маховому колесу, Стеф кивнула.

— А вас — Ирма.

— Мне выйти? — спросил Искин.

Ирма на мгновение повернула голову.

— Да, Лем, пожалуйста. На пять минут.

— Уже.

Искин вышел коридор. Он направился в умывальную комнату, которая оказалась на удивление пустой, и за перегородкой справил в писсуар малую нужду. В одной из кабинок кто-то кряхтел. На грязном стекле было наклеено объявление о наборе всех желающих на поденные работы в лесное хозяйство Алпентилле, полторы марки в сутки и обед. М-да, подумалось Искину, а у нас в планах — море. То есть, куда мне, я-то не поеду… Он заглянул на кухню, поздоровался с теми, кто там был, мотнул головой от запаха подгоревшей пшенной каши.

— Господи, а проветрить?

Кто-то тут же открыл окно. Искин прибил таракана, вздумавшего в открытую пробежать от плиты к раковине. Потом посмотрел, как Фридрих Локке, сосед из сорок третьей, кромсает свиной бок. Широкий нож взлетал и опускался, взлетал и опускался. Хрясь! Вид за окном мутнел от летящего песка. Прошло пять минут? Женщина из новеньких, маленькая, черненькая, в нелепом платье, смущаясь, вынесла остатки каши. Будет это есть? Искин едва не потопал за ней, надеясь предложить ей хотя бы пять марок, чтобы она выкинула неудавшуюся стряпню.

— Лем, — позвала его Ирма.

— Да? Все уже?

— Пройди.

— Глаза закрывать?

Ирма коротко улыбнулась, оценив реплику. Тиская все еще холодеющую руку, Искин шагнул в комнату.

— Смотри.

Стеф силуэтом стояла напротив окна. На ней были широкие, темные штаны и короткое, легкое пальто. Волосы прибивала шляпа с полями. Вообще, ее можно было принять за мальчишку — фигурка худенькая, а отвороты пальто умело скрывали грудь.

— Ну, нормально? — настороженно спросила Стеф.

— Хорошо, — сказал Искин. — Самое то для нашего похода.

— Тебе нравится?

— Да.

— Мне тоже, — сказала Стеф. — Я как Гаврош. Дитя улицы. Нам в школе рассказывали про Гавроша.

— Вы куда-то собрались? — спросила Ирма, собирая с койки, видимо, не подошедшие брюки и пиджаки.

— Оформлю ее в центре беженцев, — сказал Искин.

— Как дочь?

— Не вижу других вариантов.

— А документы?

— Все сделаем там. Это просто.

— И тебе поверят? — удивилась Ирма, вываливая одежду на ворох белья, ждущего, чтобы его разобрали.

— А какой смысл регистрировать чужого человека, если это не дает никакой выгоды? Пособия на нее не выпишут.

— Почему?

— Потому что тогда у всякого мало-мальски соображающего беженца объявится куча малолетних отпрысков без документов.

— Разумно.

— Ирма, а у тебя есть зеркало? — спросила Стеф, крутясь на каблучках туфель.

— У стены под подоконником, за куском драпа, — ответила Ирма.

— Нашла.

Стеф вытащила зеркало, с одного края облитое то ли чернилами, то ли лаком, и на вытянутых руках протянула его Искину.