Точка
Шрифт:
— У меня нет возможности каждый день есть мясные пироги, — сказала Стеф. — Один раз я ела картофельные очистки.
— Постой, я не закончил, — сказал Искин. — Когда я спросил Герхарда, зачем он мне помогает, если сам едва жив, знаешь, что он мне ответил? Последнее время он почти не ходил и мочился кровью. Ему сломали несколько ребер. Отбили почки. Вывернутые из суставов пальцы он перемотал себе сам. Мясо с лица все сошло, осталась лишь кожа, обтянувшая кости черепа.
Стеф ткнулась лбом ему в плечо.
— Зачем
— Я просто хочу объяснить тебе, что есть иное, чем видеть во всем выгоду лично для себя, — сказал Искин. — Герхард это объяснил мне тогда. Знаешь, он улыбнулся и произнес: «Я помогаю тебе, парень, потому что могу». Вот так.
Весь оставшись путь они молчали. Только выходя из «кэссборера» Стеф спросила:
— Твой друг умер?
— Да, — ответил Искин, — он умер. А я выжил.
— Тогда мы должны спасти Кэти, — сказала Стеф, крепко сжав его пальцы.
— Я помню.
Весь комплекс зданий санитарной службы был сложен из красного кирпича. Административная часть. Склады. Помещения обработки и временного содержания. Помещения для персонала. Гаражи. Приемный пункт. Помещение учета и статистики. И сбоку — длинное здание, где уместились миграционное бюро и отделение центра адаптации. Территорию окружала крупноячеистая металлическая сетка, и Искину в очередной раз стало не уютно, когда он попал внутрь. Почти Шмиц-Эрхаузен.
Здесь было многолюдно и шумно. Отправлялись фургоны с зелеными крестами, прибывали автобусы и грузовики, за вынесенными на улицу столами сидели люди, им что-то рассказывали, к приемному пункту и обработке змеились очереди, ходили военные патрули. Звучал дойч, звучал какой-то балканский язык, пестрая толпа цыган кричала на романи.
Стеф, оробев, пристроилась сзади.
— Не потеряйся, — сказал ей Искин.
Ему вдруг подумалось, что он мог и не брать девчонку сюда. Для того, чтобы продлить пособие, Стеф была совсем не нужна. Впрочем, на всю эту кухню ей посмотреть стоило. Вдруг еще пригодится.
В холле миграционного бюро Искин заметил прикрепленные к стене телефоны и вспомнил о Мессере. Он усадил Стеф на скамейку, а сам занял очередь к аппаратам, выловив в кармане визитку. Тут же, в окошке отделения почты разменял марку на десять монеток «telefongroschen».
Люди входили и выходили, полицейский с руками за спиной прошелся по холлу. Стеф тискала свою карточку.
Стоявший перед Искиным худой усач выговорил бесплатную минуту и освободил аппарат. Лем приложил теплую трубку к уху, отжал рычажок и по сигналу набрал номер. Какое-то время соединения не было, затем что-то щелкнуло, и простуженный голос сказал:
— Слушаю.
Искин, чтобы не подслушали, отвернулся к стене и прикрыл динамик ладонью.
— Господин Мессер?
— Да, — отозвались на том конце провода.
— Это Леммер Искин.
— Кто?
— Георг
— Шле… Да, простите, теперь вспомнил. Извините, второй день сплю урывками. Память — как решето. Что вы хотите?
— Нам надо поговорить. У меня есть некоторые соображения…
— Где? — не дослушав, сказал Мессер.
— Если можно, то завтра, в том же кафе. Я приду пообедать.
— Хорошо, я понял, — Мессер кашлянул. — Еще что-то?
— Нет.
— Тогда до завтра.
Трубка разразилась короткими гудками. Искин ссыпал «telefongroschen» в карман. Не понадобились.
— Стеф?
— Да, пап.
— Поднимайся.
Глава 7
Новую социальную карточку Искин получил без задержек. Выстоял очередь в кабинет к инспектору Шульману, отдал документы и через пять минут разбогател на двенадцать отрывных корешков. Также ему продлили ежемесячное пособие в пятьдесят семь марок, которые при предъявлении идентификатора можно получить в любом городском почтовом отделении или отделении Национального банка.
— Кстати, — инспектор Шульман, тихий, одного возраста с Искиным, гладко выбритый мужчина в очках, постучал ногтем по документам, — вы знаете, что со следующего года вы не сможете претендовать на денежное пособие?
— Почему? — спросил Лем.
— Вы зарегистрированы уже три года. Считается, что за это время вы должны ассимилироваться и найти работу. В ноябре ваше пособие будет аннулировано.
— Извините, — сказал Искин, — но беженцев в городе много, а работы почти нет.
— Вставайте на биржу.
— Я состою там уже полтора года.
— Вы думаете, это моя проблема? — тихо спросил инспектор. — Уезжайте.
— К морю, — пробормотал Искин.
— Что?
— Мне как раз советуют податься к морю, — усмехнулся Лем.
— Правильно советуют, — кивнул Шульман. Очки его сверкнули, ловя свет лампы. — Поверьте, если вы не устроились здесь за такой срок, то будет лучше вам попытать счастья в другом месте. Собственно, мы говорим это сейчас и новоприбывшим беженцам. Некоторые сразу пересекают нашу страну транзитом.
— И кто их принимает?
— Португеза. Греция. Алжир.
— Там же война, — сказал Искин.
— Где?
— В Алжире.
— Значит, Тунис. Но это не важно. Вы же наверняка работаете, только не легально. Скажите спасибо, что вам это позволяют.
— Видите меня насквозь?
— Вижу, — сказал испектор. — Вы хорошо одеты для безработного.
— И то, что мне не получить местную аттестацию, тоже видите?
Шульман пожал плечами.
— Если у вас есть техническая или иная специальность, то для работы по ней нужны подтверждающие документы.