Токио не принимает
Шрифт:
Молодой человек покинул офис. Он шел по улице мимо отеля «Шангри-Ла», примыкающего к торговому центру «Луоху», куда все жители приезжали за покупками. Здесь он присел на ступенях здания и посмотрел в сторону противоположного берега реки, где за проволочным заграждением начиналась чужая территория.
Он разглядывал холм, и вдруг тот сорвался с места и поплыл по равнине. Потом начал вращаться: волнистость разгладилась, а каменные углубления превратились в каналы. Когда же он миновал проволоку и стал подплывать к Сяо Сонгу, юноша уже знал, что разгадка таится где-то рядом. Если бы он только мог найти се. Холм с обесцветившейся вдруг травой коснулся левой щеки юноши, и тот понял, что он вовсе не велик.
Господин By негодовал:
– Ты идиот, Сяо Сонг, тупой, неблагодарный, безответственный идиот. Поступить так после того, что я сделал для тебя. Другой такой возможности у тебя уже никогда не будет. Даже твое хваленое везение не выручит тебя. Ты глуп и непонятлив. Когда ты придешь в себя, то жестоко пожалеешь. Подумай трезво, Сяо Сонг! Что такое ухо? Ты бросаешь все ради какого-то увиденного тобою уха? Напомню, что ты все еще должен мне пятьсот юаней за регистрацию и разрешение на работу. Если ты уходишь, то должен заплатить.
Сяо Сонг принял решение.
– Я сожалею, господин By. Но больше не могу оставаться здесь. Деньги я найду.
Обычно грузовики, отвозящие в город свиней хозяйства Юнджи, возвращались назад пустыми. Но на этот раз мать Юнджи попросила шофера привезти ей из Шеньчжэня новый ковер для гостиной. Так что Сяо Сонгу повезло с мягкой постелью, на которой он сладко спал, возвращаясь домой. Он действительно оказался необыкновенно счастливым юношей.
Остался последний рассказчик.
Переработка снов
Тринадцатая история
В городе Буэнос-Айрес жил один человек, очень любивший кино. В детстве Густаво хотел стать режиссером, но судьба распорядилась иначе. С помощью семьи ему удалось открыть видеосалон, что было не так уж плохо: там он нашел место, где повесить огромный плакат к фильму Бунюэля «Скромное очарование буржуазии», который у него лежал в скрученном виде с тех самых пор, как картину впервые показали в Аргентине. Именно тогда юноша начал собирать одну из самых больших киноколлекций в городе. Салон вскоре стал знаменит в районе: клиенты Густаво восхищались его глубокими познаниями, ибо он всегда мог порекомендовать самые лучшие фильмы любых жанров и давал ценные сведения о режиссере, сопровождаемые каким-нибудь смешным анекдотом.
Густаво не был общительным человеком и редко покидал свой магазин. Дружил в основном с людьми, которые иногда приходили, чтобы поговорить о кино. Для него оставались тайной их занятия в жизни, и в те минуты, когда салон был пуст, Густаво порой размышлял, кто они такие, придумывая им прошлое и будущее, фантазируя на тему любовных романов и постыдных секретов. Среди покупателей была молодая женщина по имени Карла. Густаво считал, что влюблен в нее, однако не смел признаться и довольствовался лишь короткими беседами, когда она расспрашивала его о последних фильмах. Иногда он звонил девушке по телефону, если поступали новые картины, которые, по его мнению, могли ей понравиться.
Дела шли хорошо, и вскоре Густаво решил заняться также кабельным телевидением. Он установил на крыше несколько спутниковых антенн и предоставил жителям района возможность смотреть шестьдесят шесть развлекательных каналов. В дополнение к уже имевшимся он ввел еще и свой собственный канал, который шел в течение нескольких часов по вечерам и представлял собой своего рода кино-клуб. Густаво показывал гонконгские боевики и японские мультфильмы, французские фильмы новой волны и американские черные комедии. Устраивал фестивали, посвященные Эйзенштейну, Скорсезе или Тарковскому, всегда начиная с небольшого вступления. Густаво спокойно и уважительно обращался
Скромные успехи и некоторый доход пробудили честолюбие, и Густаво задумался о той роли, которую он мог бы сыграть в аргентинском кино. Он стал собирать копии забытых фильмов, которые хранились в старых кинотеатрах, антикварных магазинах и в шкафах у любителей. Он хранил их в большом холодильнике, чтобы уберечь от дальнейшей порчи, и реставрировал пленки одну за другой. Ему попадались немые мелодрамы начала двадцатого века о крутых парнях, устраивающих поножовщину в порту Буэнос-Айреса, картины о вечерах танго и представлениях мюзик-холла, копии старых американских, французских и итальянских фильмов. Вся его жизнь начала вращаться вокруг частной коллекции, и все свободное время он стал посвящать поискам забытых драгоценных камней. Наиболее ценные открытия он переводил в цифровой формат, сопровождая их критическими и историческими пояснениями.
Когда разразился экономический кризис, бизнес, конечно, рухнул. Люди теряли работу и в основном занимались проблемой выживания. Клиенты отказались от кабельного телевидения и перестали брать напрокат кассеты. Густаво больше не встречался с посещавшими его ранее интересными людьми. Спонсоры тоже покинули его. Густаво более не мог платить арендную плату за салон и закрыл его. Он покинул маленькую однокомнатную квартирку, которую очень полюбил, и переехал в дом родителей, оставив все лишнее в черных пластиковых мешках на улице. Отец невозмутимо наблюдал за сыном, переносившим в дом ящики с видеокассетами и лазерными дисками.
– Помнишь моего друга сеньора Руиса? Психоаналитика, который всегда злил твою мать, когда ругался в её присутствии. Умер сегодня. Вот такие дела. Пошел в банк и обнаружил, что у него не осталось никаких сбережений. И сразу умер. – Отца охватил приступ безудержного смеха. В перерывах между конвульсиями он пытался говорить. – Только представь себе – мгновенно. Раз – и нет человека!
Постепенно смех затих. Он вытер слезы на глазах, сел и уставился в пол. Густаво не знал, что сказать. Отец тоже разорился из-за кризиса. У него был свой повод для печали. Ему пришлось за гроши продать машину, чтобы иметь хоть какие-то деньги на жизнь. Пришлось отказаться от повара, который работал в доме пятнадцать лет. Они больше не могли платить ему.
Густав ждал, не скажет ли отец еще чего-нибудь, однако тот молчал. Тогда Густаво повернулся и пошел наверх. У него ужасно болел желудок. Он прилег на кровать в своей старой комнате. Оттуда убрали все, что могло напоминать Густаво о годах, проведенных здесь.
Он очень устал, вывозя вещи из магазина, и хотя был всего лишь полдень и птицы громко щебетали на деревьях в саду, сон моментально сморил его. Ему приснилось нечто странное.
Густаво снилось, будто его магазин не закрылся, но превратился в приют для бездомных в условиях суровой экономической ситуации. Бывшие заводские рабочие, учителя и телевизионные актеры приходили сюда на ночлег: пять песо за ночь, включая питание и кровать. Густаво установил несколько рядов коек и отдельные душевые кабинки для женщин и мужчин. Он нанял находившегося на пенсии армейского повара готовить ужин для посетителей ночлежки. Это был очень высокий человек, который варил еду для войск во время войны на Фолклендах. После ужина все выстраивались перед ванной, чтобы выблевать пищу. «Может быть, я утратил свое мастерство», – размышлял повар, каждый вечер наблюдая вместе с Густаво за этим ритуалом.