Толстолоб
Шрифт:
Чэрити, в свою очередь, обняла Энни за стройную спину.
– Много сейчас у тебя жильцов?
– спросила она.
– Нет, милая, сейчас никого, но у меня есть заказ на завтра.
– В этот момент Энни остановилась и оглянулась через плечо на Джеррику.
– Кстати, это священник, - сказала Энни.
– Остановится здесь где-то на неделю.
– Священник?
– спросила Джеррика.
– Верно, дорогая. Католический священник... приезжает из самого Ричмонда.
Для чего, интересно? Джеррика нахмурилась. Священник? Приезжает сюда? Зачем? Но Джеррике даже не пришлось спрашивать.
Продолжив подъем по лестнице, Энни закончила свое откровение.
– Он приезжает, чтобы вновь открыть Роксетерское аббатство.
2
Слышал ли Александер когда-нибудь
Вот, дерьмо,– подумал священник. Роксетерское аббатство?
– Верно, Том, мы посылаем тебя в Роксетер. Для оценки и анализа, так сказать. Высокий мягкий стул монсеньора Хэлфорда заскрипел, когда тот откинулся назад и сложил руки на коленях. Хэлфорд был канцлером Ричмондского епархиального пасторского центра.
– На самом деле, мы уже договорились насчет вашего размещения. Вы будете жить в соседнем пансионе, поскольку само аббатство пока еще не пригодно для жилья. Для вас это будет интересный проект. И вы будете рады узнать, что епархия не считает это задание командировкой, поэтому у вас сохранится бенефициарный статус.
О, да это же просто здорово, мать вашу,– подумал Александер, оставив Ричмонд далеко позади. Как будто дополнительные сто баксов в месяц могли успокоить его. Александеру было плевать на деньги. В душе он давно уже перерос это. Бенефициарный статус, как бы не так,– подумал он. Епархия просто подмазывает меня, только и всего. Никогда не дадут мне собственный приход, и боятся сказать мне об этом в лицо. Поэтому посылают меня во всякие маленькие поездочки. По крайней мере, Хэлфорд позволил ему взять старый приходской "Мерседес", и это немного скрашивало изнурительное путешествие.
Причин была масса, и в этом не было ничего удивительного. Пути бюрократии, как и Господа, были неисповедимы. На протяжении всей своей жизни он видел ее многочисленные сети. На полях сражений в юго-восточной Азии, в кампусе колледжа, в барах, в стриптиз-клубах. А теперь еще, если не в большей степени, в самой Церкви. Александер был священником уже двенадцать лет. И Церковь была готова дать ему собственную паству не больше, чем в тот день, когда он выпустился из семинарии. Ты - баламут, Том,– сто раз говорил ему монсеньор Хэлфорд. Ты похож на форсированный двигатель, который вот-вот перегреется.
Ладно. Может, это и так. Ему было уже сорок пять, и "полтинник", казалось, неумолимо приближался. Но он с первого дня был маловероятным кандидатом в духовенство. В двадцать лет он служил рейнджером, в 5-ом отделе спецоперации. Сидел в кустах за ящиками с минами и читал между перестрелками труды Томаса Мертона и св. Игнатия. Он убил несколько десятков мужчин, а однажды даже какую-то женщину - по почти хрестоматийному стечению обстоятельств - беременную. Она находилась в десяти ярдах от полевого госпиталя с раненными, куда он бросил двухкилограммовый подрывной заряд. Что вызывало у Александера отвращение больше всего, это не сама война, а ее бессмысленность. К такому выводу он приходил всякий раз, когда ловил противника в прицел своей "М16". И во Вьетнаме, и везде. Это было единственное, что он уяснил во время своей двенадцатимесячной военной командировки. И, наверное, самое важное, что он уяснил за всю свою жизнь. Еда из сухпайков, болезни ног, воспаление промежности, дизентерия, подкожные клещи размером с лесной орех, укусы москитов, больше напоминающие собачьи. Ничто из этого не беспокоило его. Все это было бессмысленно. У людей не было никакой причины убивать друг друга.
После службы он год бедствовал, занимался вещами, которыми занимаются молодые люди его возраста, зачастую с участием женщин. Но гражданская жизнь лишь усилила обретенные им в армии убеждения. Слишком много людей думали только о себе, каждый заботился лишь о собственной персоне. Александер не хотел быть таким, и он знал, что выход есть:
Бог.
Закон о правах военнослужащих помог ему закончить Католический университет со средней оценкой в 3,9 балла, и получить двойное высшее, философское и психологическое. Затем еще два года он перебивался случайными заработками и занимался волонтерской работой, по большей части, в хосписах для больных СПИДом. Ты понимаешь, что ухаживаешь за людьми, когда убираешь за ними дерьмо за бесплатно. Но...
Возьмет ли Церковь бывшего солдата и убийцу?
Прием в семинарию дался нелегко. Оказалось, это было то еще испытание на прочность. Сам Хэлфорд проводил предварительное собеседование при поступлении в Семинарию Царя Христоса.
– Почему ты хочешь быть священником, Том?
– Так я смогу рассказывать людям, насколько сильно я люблю Иисуса. Так я смогу приблизить их к Нему, - последовал простой, но искренний ответ Александера.
– Этого недостаточно, - сказал Хэлфорд.
– Дежурный ответ.
– Я хочу делать что-то для мира, а не для себя.
– Этого все равно недостаточно.
Но затем Александер шлепнул священнику на стол несколько диссертаций. Работы, написанные им самим. Современные применения трудов Игнатия, Фомы Аквинского, Кьеркегора, христианской философии, имевшей хождение в 90-ые годы. Александер закончил семинарию первым из своего класса, в возрасте тридцати двух лет.
Но вскоре он осознал, что ему никогда не дадут собственную паству. "Ты слишком ценный психолог, Том"– несколько лет было любимым оправданием Хэлфорда. Ценный? Иногда какой-нибудь священник отказывался от своих обязанностей, и работа Александера заключалась в том, чтобы вернуть его обратно. Обычно у него получалось, но он всегда задавался вопросом, правильно ли он поступает. Зачем заставлять человека делать то, что он больше не хочет делать? Все остальное время он сидел в маленьком кабинете за главным пасторским домом Ричмонда, пытаясь починить разбитые души людей. Священники никогда не приходили к нему по своей воле. Психотерапия была предписана им либо епархией, либо судом. У него бывало много алкоголиков и много предполагаемых педофилов. Антабус (лекарственный препарат, применяемый при лечении алкоголизма - прим. пер.) для первых, поведенческая терапия для вторых. "Ты же священник, засранец ты этакий!" - кричал он на них. "Священники не лапают детей! И я не желаю слушать всякое либеральное дерьмо про тяжелое детство и гормональные нарушения. Ты - священник и ты несешь ответственность! Люди доверяют тебе из-за этого жалкого воротничка у тебя на шее, и ты имеешь перед ними обязательства. Если еще попытаешься мутить с детишками, отправишься в гребаную тюрьму, и там узнаешь, что такое настоящее сексуальное насилие. Этого ты хочешь, крутыш? Хочешь стать тюремным "петушком"? Ты хоть понятие имеешь, что заключенные делают с педофилами на "киче"? Они превратят тебя в мальчика для траха. Они в два счета превратят тебя в "опущенного", и каждую ночь будут менять тебя направо и налево за сигареты. Но это будет наименьшим из твоих забот, потому что если повторишь, я тебе так надеру задницу, что тебя родная мать не узнает."
Он назначал им "Депо-Проверу" (гормональный препарат - прим. пер.) и оставлял их наедине с размышлениями. Разумеется, на Александера из-за его методов поступало много жалоб. Но епархия никогда не наступала ему на хвост, поскольку процент успеха был очень высок. Любой священник, сбившийся с пути истинного, был позором, а Церкви позор был ни к чему. Есть проблема. Исправь ее.. И их не волновало, как.
А что насчет собственных проблем Александера? Дав в возрасте двадцати восьми лет обет безбрачия, он ни разу не подумал нарушить его. Черт, он даже не мастурбировал. Он курил и выпивал, но в меру. И да, имел склонность к сквернословию - черта, не приличествующая духовному лицу. Однажды на торжестве в честь священнического рукоположения он назвал монсеньора Типтона засранцем, поспорив с ним насчет того, можно ли девочкам разрешать прислуживать у алтаря. Хэлфорд чуть свой подрясник тогда не обгадил.
– Черт возьми, Том! Этот человек когда-нибудь станет кардиналом, а ты только что назвал его засранцем!
Александер пожал плечами.
– Но он - засранец.
– Не в этом суть! Он мог потребовать объявить тебе выговор! Тебе нужна такая запись в твоем деле? Господи, он мог направить тебя с миссионерской целью в Африку.
– Пусть отправляет, - сказал Александер.
– Я надеру ему задницу.
– Он заслуживает уважения!
– Он заслуживает пинка под зад.
– Ты невыносим, Том!
– продолжил свою тираду Хэлфорд.
– Ты такой бестактный, такой... вульгарный. Ругаешься похлеще грузчика. Абсолютно неприемлемо для священника использовать такой язык.