Толстолоб
Шрифт:
– А какой язык вы предпочитаете? Французский? Немецкий? Как насчет народной латыни или санскрита? В любом случае, Типтон - допотопный засранец со средневековыми идеями, которые противоречат нуждам верующих. Такие как он держат Церковь в постоянном состоянии регрессии, я ему так и сказал. Я называю их теми, кем их вижу. Типтон - болван. И говнюк. Слюнтяй, бюрократ и членосос, который в бизнесе только ради самовосхваления. И если Папа когда-нибудь сделает его кардиналом, я подойду и наблюю ему на рясу.
– Господь всемогущий, Том, - простонал
Таково было церковное положение Александера. Если он не мог быть настоящим священником, он не хотел быть вообще никаким. И если епархия желала замести его под бенефициарный коврик за его грязный язык, то так тому и быть. По крайней мере, они не смогут его уволить. Быть тебе священником во веки веков,– обещали ему на его собственном посвящении. Они никуда от меня не денутся, и мне это нравится. К тому же, я, наверное, лучший епархиальный психолог в стране, и они знают это.
На самом деле, это было забавно. Любой священник хочет собственную паству, и Александер знал, что никогда - даже через миллион лет - не получит ее. И почему?
Он громко рассмеялся из-за руля. Потому что я сквернословлю!
Так что пусть карты лягут, как лягут. Это же судьба, не так ли? Кальвинское предопределение, в которое Александер никогда не верил.
Если Бог не хочет, чтобы я имел собственную паству, то у него есть на то хорошая причина. И я не буду с ним спорить.
И в то же время...
Всегда есть Роксетерское аббатство. Он пробудет там как минимум месяц, оценит стоимость повторного открытия, рассчитает расходы на техобслуживание, и проконтролирует подготовительные ремонтные работы. Что ж, будет неплохо уехать на какое-то время из Ричмонда. Город был красив осенью, зимой и весной, но летом, наоборот, становился скучным, жарким и неприятным.
Да, будет здорово выбраться на природу.
Находясь глубоко в холмах Вирджинии, Александер повернул на следующем повороте к съезду с 23-его шоссе.
Он будет на месте меньше, чем через час.
3
Девка кричала, пока Толстолоб поедал ее клитор и прилегающие к нему складки кожи. Крови было очень много - после траха, который он ей устроил. А Толстолобу нравился вкус крови, да, особенно, когда он смешан со вкусом девичьего мяса. Едва он вставил в нее свое елду, как сразу все там у нее разворотил. Но Толстолоб уже привык к этому. Он все еще не нашел бабу с достаточно большой для его причиндала "дыркой".
Жаль.
Девка-то была хорошенькая. Очень хорошенькая крошка, которую он нашел возле большого ручья, бегущего из Нижнего Леса. Она еще так красиво наклонилась, срывая цветки камыша со стеблей, наверное, чтобы делать камышовые лепешки, как однажды показывал ему Дедуля. Очень вкусные.
Волос у нее на щелке - как любил говорить Дедуля - почти не было. И от нее шел приятный запах. Мускусный
Затем он развалил девке бревном башку и слопал ее мозги. Эти были солоноватые, не пресные, как у последней "мокрощелки". Более мясистые. И более вкусные...
Боже, разве не здорово есть сырые мозги из только что расколотого черепа!
Конечно же, прежде чем сожрать ее мозги, он еще как следует обсосал ей задницу. Толстолоб любил вкус задницы. Это было необыкновенно, как говорил Дедуля. Ему нравилось высасывать горячую какашку из узенькой дырочки у девок. И это всегда было легче, когда они уже были мертвы. А еще Толстолоб мог сказать, что эта маленькая блондиночка ела вчера. Свежую кукурузу, ветчину и вареную капусту. Также там присутствовала парочка речных мидий - он был уверен в этом - потому что мидии всегда были жесткими и застревали между зубов. Для Толстолоба лучшая еда была та, что добывалась из девкиной задницы. Это как пить дать! Попробуйте как-нибудь!
Затем он сел на пень, посмотрел на ярко-синее небо, на птиц, резвящихся в ветвях деревьев, на всю остальную красоту. Но от одного воспоминания о том, как он драл эту блондинку, елда у Толстолоба стала твердой, как вишневый посох Дедули. Поэтому Толстолоб извлек ее из комбинезона и прямо на месте передернул затвор. Кайф был такой, что у него подогнулись колени! Выпустив сперму себе на ладонь, Толстолоб сразу же ее слизнул и проглотил. Потому что не любил, чтобы что-то пропадало, даже собственная "молофья".
К тому же, вкус у нее был что надо.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ 1
– Боже мой!
– воскликнула Джеррика, посмотрев через деревянную веранду.
– Посмотри на все эти цветы!
– Знаю, - сказала Чэрити. За те пару часов нахождения здесь она вспоминала все больше и больше. У Тетушки Энни был настоящий талант к садоводству. Весь задний двор, до окраины леса, был устлан цветочным ковром. По флангам - мальва и фацелия. Ряды ужовника и круглолистых фиалок. Клумбы с краснодневом, цикорием и ярко-фиолетовыми колокольчиками. Настоящее буйство цветов и ароматов.
Джеррика, в одном лифчике и трусиках, казалось, застыла в благоговении. Скорее обращаясь к себе, чем к Чэрити, она пробормотала:
– Я, наверное, никогда в жизни не видела такой красоты...
Чэрити, с отрешенным видом, согласилась. Что смущало ее, так это одежда Джеррики, точнее ее отсутствие. Всего несколько минут назад она бесцеремонно провальсировала через смежную дверь в спальню Чэрити.
– Я такая рассеянная!
– заявила она - Только собиралась принять душ, как вспомнила, что забыла дезодорант! Одолжишь мне?