Толстолоб
Шрифт:
Задница Тритта ходила вверх-вниз со скоростью миля в минуту. Дикки покачал головой и спрятал член в штаны. Было мало удовольствия в том, чтобы жарить какую-то сучку, находящуюся в отрубе и пахнущую как свиная задница. Но он знал, что Боллз - другой человек. Едрен батон, иногда, когда поблизости не было девок, он трахал парней, а пару раз даже овец. "Черт, Дикки", - оправдываясь, сказал тогда он. "Разве есть какая-то разница?"
Но тут алкашка очухалась и, осознав, что с ней делают, начала орать.
– Держи ее, Дикки! Держи ее, - закричал Боллз.
– Она дерется, как бешенная!
Дикки предпринял слабую попытку
– Грязные голодранцы!
– вопила она, а потом... знаете, что она потом сделала? Смачно плюнула Тритту Боллзу прямо в лицо.
Все, кто знает Тритта Боллза Коннера, скажут вам вот что: Никогда нельзя называть его "голодранцем", и никогда нельзя плевать ему в лицо.
– Дикки!
– закричал.
– Тащи из машины молоток.
Ох, едрен батон,– сокрушенно подумал Дикки. Боллз снова вышел из себя. Эта алкашка серьезно его разозлила. Наверное, он решил провозиться здесь с ней всю ночь... Дикки достал молоток и дал его Боллзу. Тот тут же врезал им девке по выпирающим ключицам - ШМЯК, ШМЯК! Затем по бедрам - ШМЯК, ШМЯК!, так чтобы она не могла шевелиться, не причиняя себе жуткую боль. Не, теперь она вообще не могла двигаться - своим молотком Боллз моментально выбил из нее все сопротивление. Однако девка продолжала орать во все горло, поэтому Боллз засунул рукоятку молотка ей в рот и широко раздвинул ей челюсти, положив конец всем воплям. Затем наклонился, отхаркнул большой сгусток мокроты и сплюнул ей прямо в разинутую пасть. Едрен батон, Боллз собрался наполнить ей "варежку" своими слюнями и флегмой, и смотреть на это было довольно противно. Затем он вытащил изо рта у нее молоток и сжал рукой нижнюю челюсть, чтобы она не смогла ничего выплюнуть.
– Глотай, сука, - скомандовал Боллз, усиливая давление на челюсть.
– Глотай харчки, пока не сломал тебе шею. Вы должны зарубить себе на носу, никогда - повторяю, НИКОГДА - не плюйте Тритту Боллзу в лицо.
Наконец, бедная девка подчинилась и проглотила этот огромный ком соплей. Затем она снова завопила от боли, когда Боллз перевернул ее на живот, чтобы жестко отодрать в задницу.
– Черт, Дикки, - заметил он.
– А у нее в жопе вообще нет дерьма! Хотя, думаю, это логично, потому что она, наверное, не ела несколько месяцев. Живет на одном кукурузном самогоне и "молофье", которую высасывает за бухло у всех кентукских голодранцев. Хех!
Боллз обрабатывал ее задницу минут двадцать. Потом закряхтел и кончил ей прямо в прямую кишку.
– Черт, Дикки, "кончун" был что надо. Уверен, что не хочешь попробовать?
– Не, Боллз, я пропущу.
Боллз отстранился и вытер член об растрепанные девкины волосы. К тому моменту, в ней уже совсем не осталось огонька. Она просто лежала на животе, стонала и кряхтела, с вымазанными в крови ягодицами. Крови было много, и она блестела, как 10-слойное лакокрасочное покрытие. Да уж, старина Боллз разворотил ей всю задницу. На самом деле, когда Дикки присмотрелся, он готов был поклясться, что из рваной дыры торчит кусок кишки, будто между ягодиц ей кто-то засунул комок свиного фарша.
– Давай, - сказал Боллз.
– Валим отсюда.
– Но, Боллз!
– воскликнул Дикки.
– Мы разве не прикончим ее? То есть, мы же должны ее грохнуть, верно? Ее могут найти копы, и она даст им наше описание.
Боллз засунул свой причиндал в трусы и понюхал пальцы.
– Едрен батон, Дикки. Нет здесь никаких копов. И никто не найдет эту алкашку в такой глухомани.
– Но... но...
– Непонимающе забормотал Дикки.
– Мы разве не прикончим ее?
– Нет, Дикки. После такого массажа молотком она уже никуда не денется. Лучше просто оставим ее здесь, сечешь?
– Боллз смахнул с глаз длинные волосы, поправил свою бейсболку "Джон Дир" и расхохотался во все горло.
– Будет, что пожрать опоссумам. А они слопают ее за милую душу, так что пусть жрут ее живой.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ 1
– Какую же вкуснятину твоя тетя для нас приготовила, - сказала Джеррика, позвякивая ключами от машины.
– Боже, не ела домашней стряпни уже... не могу даже вспомнить, сколько. С тех пор, как стала работать в "Вашингтон пост", живу на одном кофе с бутербродами из забегаловки на углу 15-ой улицы.
Тетя Чэрити приготовила ужин, и - Джеррика говорила правду - он оказался очень вкусным. Жареный стейк, местные бобы, домашние булочки. Однако сама Чэрити ела мало - не было аппетита. Почему-то близость стройного, пышущего здоровьем тела Джеррики вызывала у Чэрити смущение. Бутерброды? Хотела бы я есть бутерброды и иметь такую фигуру, как у тебя. Даже скудный наряд Джеррики - обрезанные джинсовые шорты и "салатовый" топик - заставлял Чэрити чувствовать себя лишенной вкуса старой девой в своей простой блузке и мешковатой синей юбке. Она испытывала противоречивые эмоции. Она очень симпатизировала Джеррике, и при этом тайно ей завидовала.
После ужина они решили немного покататься. Джеррика хотела посмотреть город, чтобы набросать основные заметки для статьи.
– Ты уверена, что не прочь показать мне окрестности?
– спросила Джеррика.
– Я в том смысле, что если ты слишком устала, ничего страшного. Можем поехать завтра.
– Я в порядке, - сказала Чэрити, открывая пассажирскую дверь.
– Забавно. Мы были в пути с шести утра, а совсем не устала.
– Я тоже. И я очень рада, что оказалась здесь.
– Но едва Джеррика решила завести машину, как за спиной у них раздался голос.
– Ой, девочки!
Обе оглянулись. На крыльце стояла Тетушка Энни.
– Уже темнеет, так что осторожней на дороге. И остерегайтесь "легеров".
– Не беспокойся, Тетушка Энни, - крикнула в ответ Чэрити, подавив улыбку.
– Мы будем очень осторожными.
Джеррика развернула маленькую красную машинку на подъездной дорожке. Она изобразила недоумение, откинув назад пряди светлых волос.
– Что за "легеры"?
– спросила она.
– Бутлегеры, - Чэрити добавила нужный слог.
Джеррика изумленно разинула рот.
– Ты, должно быть, шутишь! Хочешь сказать, типа, самогон, поддельный виски и все такое?
– Ну, да, - ответила Чэрити.
– Здесь это еще называют "кукурозовка". Ты же видела по дороге сюда все эти поля кукурузы... Ее не продают в "Грин Джайант", можешь мне поверить. В этих местах самогоноварение - серьезный бизнес, единственный стабильный заработок для большей части здешнего населения. Имей в виду, что в округе Рассел уровень безработицы составляет свыше пятидесяти процентов. Почти все живут бедно, поэтому существует стабильный рынок для 85-градусного самогона стоимостью всего десять долларов за галлон. Но еще больше денег "легеры" зарабатывают, продавая товар в другом штате. В Кентукки множество "сухих" округов.