Том 1. Рассказы и повести
Шрифт:
Но вот широко распахнулась дверь, и в комнату ворвалась сама хозяйка. Она бросилась на шею мужу с той неуемной радостью, с какой когда-то, в былые времена…
В руке госпожи Доманди была зажата вечерняя газета, лицо ее сияло торжествующей улыбкой.
— Габор, дорогой мой… Кто бы поверил, кто подумал бы! Я, только я одна знала, что в тебе скрывается талант.
Габор Доманди на этот комплимент ответил хриплым стоном.
— Тебе плохо, дорогой? Ну конечно, большая радость лишила тебя сил. Какой горячий лоб! У тебя жар! Ну ничего, это пройдет. Так всегда бывает после сильных потрясений. Может быть, сварить тебе липового чаю?
— Нет, нет. Оставь меня одного. Я хочу побыть один.
— О, и не подумаю, дорогой. У меня есть лекарство, которое тотчас же исцелит тебя. Посмотри-ка, что здесь написано.
В вечерней газете крупным шрифтом сообщалось, что «на пост министра финансов единственным серьезным претендентом сейчас является Габор Доманди, в сегодняшней речи которого глубоко и верно трактуется экономическое положение страны. Более того, нам стало известно из достоверного источника, что премьер-министр граф Пал Черени намерен сегодня же предложить ему этот пост».
— Это удивительно, сказочно, Габор! Нет, нет, ведь здесь же написано! Хорошо, что ты пришла, Эржи, прочитай и ты, я хочу убедиться, что все это мне не приснилось.
В комнату вошла стройная девушка с прелестными русыми локонами, алыми, как кораллы, губками и самыми красивыми голубыми глазами, какие только можно себе представить. Она напевала какую-то веселую песенку из оперетты, но нескольких газетных строк оказалось достаточно, чтобы ее беззаботное веселье исчезло, а лицо стало бледным.
— Ты тоже бледнеешь от радости, как твой отец. Тебя все приводит в волнение. Надо быть сильной «и в радости и в горе» — таков ведь и девиз моего дяди по отцу: «In prosperis et asperis». Право же, странно иногда проявляется радость.
А между тем прекрасная Эржика отнюдь не была рада. Она очень хорошо знала, что эти почести отдаляют ее от того, кого она так сильно любила. Если ее отец будет сидеть в красном кресле, ей достанется лишь скамья страданий.
В этот момент старый Габор, который до сих пор лежал на диване, сжавшись в комок, встал перед женой в позе, совсем не подобающей министру.
— Жена! — сказал он, пожалуй, первый раз в жизни твердым голосом. — До сих пор ты командовала мной, теперь же я хочу быть хозяином в доме. И я им буду, честное слово. Ясно?
— Будешь, будешь, Габор. Будешь хозяином всей страны, ваше высокопревосходительство.
— Жена! — глухо и зло произнес Габор Доманди. — Если ты скажешь еще хоть одно тщеславное слово, я задушу тебя. Убирайтесь с моих глаз к себе. Я так хочу, я вам приказываю!
— Но, Габор, ради бога, что ты выдумал?.. Мы должны договориться… с минуты на минуту может подъехать министр. Как ты можешь быть таким легкомысленным! Тебя ослепило счастье, а между тем ты всем обязан мне…
Доманди с дикой яростью топнул ногой. На лбу его вздулись вены. Жена еще никогда не видела его таким:
— Ни слова больше! Убирайтесь!
— Ты и на меня сердишься, папа? — кротко спросила девушка.
— И на тебя. Ты причина всех моих бед. Женщины выбежали из комнаты.
— Твой отец сошел с ума! — сказала госпожа Доманди. — Радость оказалась слишком сильна, и сейчас у него какой-то припадок. Но он перебуйствует. Нужно привести все в порядок, ведь может прийти граф. О доченька, какая славная минута! Премьер-министр Венгрии в салоне Доманди!
— Но он может просто написать письмо.
— Нет, нет. У нас, женщин с опытом, огромное чутье. Я верю, знаю, что он будет у нас еще сегодня.
— Ты легковерна, мама. Газетное сообщение может оказаться пустой выдумкой. Я не разбираюсь в политике, но мне все-таки кажется странным, что папа смог произнести такую умную речь.
— Ты ребенок и не понимаешь, что миром правят люди небольшого ума и что счастье любого человека строится на тысяче разных случайностей. Что же касается твоего отца, он человек незаурядный, в нем есть искра божья. Иначе я, дочь Сентиллеши, не пошла бы за него замуж. Да, у твоего отца выдающиеся способности, но беспредельная лень скрывает их.
— Письмо господину депутату, — вошла с докладом горничная.
— Отнеси его благородию в кабинет.
— Никак нельзя, потому что их благородие заперли дверь.
— Надо постучать, он откроет.
— Нельзя, барыня! Их благородие положили перед собой шестизарядный пистолет и клянутся, что убьют первого, кто побеспокоит их. И особенно наказывали молодого барина Яноша, если он вдруг придет, и близко не подпускать к двери.
Хозяйка покачала годовой и сказала:
— Прими письмо и дай его мне.
— Письмо от премьер-министра, лакею приказано вернуться с ответом.
Госпожа Доманди вскочила и сама поспешила в прихожую принять письмо. После долгих просьб ей удалось наконец проникнуть с ним к мужу.
— Что тебе надо? — грубо спросил он.
— Письмо от премьера. Тебе, наверно, предлагают министерский портфель. Ох, Габор, у меня ноги дрожат от радости, и я мысленно читаю строки письма.
— Я не возьму.
— Да ты и в самом деле не сошел ли с ума?
— Клянусь, я не возьму его!
— Не давай ложных клятв и не шути со мной.
Доманди распечатал письмо и стал читать:
«Дорогой мой Габор! После сегодняшнего заседания совета министров, примерно в семь часов вечера, мне необходимо переговорить с тобой конфиденциально. Укажи, где это можно сделать. Уважающий тебя друг
— Черт возьми, — бормотал испуганно Доманди, — дело принимает более серьезный оборот, чем я думал. Ну, Габор, теперь уж ты действительно влип.